Бросаюсь к нему, падаю на колени, больно ударяясь ими об пол, обнимаю его и вою:
— Папа! Папуличка!
Меня довольно грубо оттаскивают и основательно встряхивают. И взгляд такой — сиди, молчи, не рыпайся.
Асхадов поднимает отца, удерживает его за плечи.
— Альберт Исаевич, вы можете идти?
Отец с трудом разлепляет глаза, понимает кто перед ним, пытается вырываться, хрипит, выплюнув кровь:
— Гектор, сука!.. Ты… ты… виноват…
— Верно, — резко отзывается тот, — виноват в том, что не посадил вас ещё тогда. Сейчас бы вы не валялись здесь в крови. А вашу дочь не пытались бы пустить по кругу отморозки.
Отец пытается ещё что-то бурчать, но Асхадов его не слушает:
— Алла, идите вперёд. Моя машина — первая у подъезда. Большая, чёрная, — он не называет марку, видимо, поняв, что я в них не очень, — откройте заднюю дверь, — швыряет мне ключи, — и ждите нас.
Я всё ещё немного заторможена и не сразу соображаю, чего он от меня ждёт. Но когда соображаю — мотаю головой.
— Я не могу выйти в подъезд в таком виде! — заливаясь краской, сильнее кутаюсь в его пиджак.
— Алла Альбертовна, вы — разумное существо? А то у меня начинают возникать сомнения. — Холодно, резко, утверждая факт. Без лишних эмоций. Разве что, чуть устало.
— Мне надо переодеться. Я быстро.
— У нас нет времени даже на ваше «быстро». Бегом в машину. Не заставляйте меня жалеть, что я опять влезаю в грязные делишки вашей семейки.
Через мои усталость и отчаяние всё-таки пробивается злость. Хватит мне унижений на сегодня!
— Мне вообще интересно, почему вы вдруг надумали нам помогать?
— Передумать обратно? — смотрит в упор, к полу взглядом приколачивает. Пытается достучаться до рациональной меня. Той, которая ещё способна вынырнуть из творящихся вокруг хаоса и жути. У него получается.
Киваю. Поднимаю ключи. Иду к двери.
Машинальные действия.
Асхадов прав в своём невысказанном: какое дело, что обо мне подумают соседи? У меня отец связался с бандитами! Моя мать в больнице! Меня чуть не изнасиловала толпа поддонков. Пробежать почти голой в одном мужском пиджаке через подъезд — это сущие пустяки по сравнению с тем, что уже случилось.
Руки дрожат, я не могу попасть в эту кнопочку с открытым замочком. Наконец, пульт тихо пиликает, сообщая, что машина открылась.
И почти сразу же появляется Асхадов, волокущий моего отца, как куль. Тот пытается упираться и, еле ворочая языком, тем не менее костерит нашего спасителя.
Белоснежная рубашка Асхадова вся в пятнах крови.
Он заталкивает отца на заднее сидение — широкое, как диван. И командует:
— Алла, в машину! И держите его.