Всплывают мамины слова: «Прощает тот, кто сильнее» Видимо, я слабачка. И как же хорошо, что Гектор оказался сильнее, мудрее и умеющим любить. Искренне, не требуя ничего взамен, от всей души.
Реву ревмя от стыда, раскаяния и благодарности.
Чтобы было, если бы вчера он послушал меня? Где бы сейчас была я? Выжила бы вообще?
Глупая, глупая Алла!
В дверь вежливо стучат, я размазываю слёзы, спешно провожу рукой по волосам — чёрт! расчёска, наверное, в ванной, а я сейчас — растрёпа-растрёпой. Входит молодой мужчина с цепким проницательным взглядом. Представляется следователем по особо важным делам. Мы долго беседуем.
Гектор — монстр? Я жила с монстром! Вчера Коля сам чистосердечно признался в таких вещах, что волосы становились дыбом. Оказывается, они с бабушкой уже давно промышляли тем, что обирали девиц. Бабулька сдавала квартиру какой-нибудь лохушке-понаехе, вроде меня, а потом — в дело вступал Коленька, охмуряя девушку. В результате всё заканчивалось плачевно для последней — Коленька устраивал истерику, что ему срочно нужны деньги, девушки переводили последнее, а то и вовсе влезали в долги. А потом — через Юру — бедняжек сплавляли в подпольные бордели. Мне повезло больше. У меня были слишком большие деньги, и так просто я с ними не расставалась (меня спасло нежелание влезать в средства Гектора), вот и пришлось жениться и окучивать меня более тщательно. Эх, злая я, такую продуманную аферу Коле с его бабулей сорвала.
Выболтали горе-партнёры и то, что телефоны, которыми они торговали, были не поддержанные, а контрафактные. В общем, наговорили себе на серьёзный срок. Запись, которую сделал Гектор, тоже присовокупили к делу. Его вообще много хвалили и восхищались, и я краснела от гордости за него.
Едва следователь уходит, начинается обход.
Доктор — строгая женщина средних лет — серьёзно смотрит на меня.
— У вас сильнейший нервный стресс. В вашем состоянии — это плохо. Нужны покой и, желательно, положительные эмоции.
Киваю, заверяя, что отрицательных впереди больше не предвидится.
После обеда успеваю заснуть.
Просыпаюсь от поцелуев.
Гектор сидит на краю моей кровати — а она здесь широкая — и смотрит на меня.
Тянусь к нему и… замираю.
Имею ли я право касаться теперь? Нужна ли ему? Униженная, чужая, почти изнасилованная, грязная…
Он решает мои сомнения сам: осторожно перехватывает запястье, обвивает рукой талию, заставляя прогнуться, как стебелёк на ветру, и впивается в мои губы — голодно, требовательно, почти зло…
Я с жаром отвечаю ему, боясь только одного — этот поцелуй закончится, и он оттолкнёт меня.