— И чему он учил? — меня слегка отпускает, потому что меня надёжно и нежно прижимают к груди.
— Ответственности, моя сладкая, — тихо говорит он, — за слова и поступки. Учил думать о последствиях. И тому, что если жжёшь мосты, не пытайся строить их вновь.
И ещё тому, домысливаю невысказанное, что тот, кто любит, всегда будет на твоей стороне и подумает о последствиях за тебя, если ты пока не умеешь. И сейчас я только рада, что Гектор нарушил данное мне обещание.
Прижимаюсь к нему ещё сильнее, цепляюсь за лацканы пиджака, судорожно вздыхаю и спрашиваю, то, что мучило с первой минуты, как он ворвался в квартиру, выбив дверь.
— Так ты вернулся для того, чтобы провести эту операцию и поймать его с поличным? — не могу сейчас даже произнести имя того существа, которое последние три года считалось моим мужем.
— Не только.
— А для чего ещё?
— Слышала о таком поверье: люди всегда возвращаются туда, где что-то забыли?
— А ты здесь что-то забыл? — повожу рукой, показывая на дом, из подъезда которого он меня выносит.
— Да, Алла, тебя.
… Меня помещают отдельный бокс в лучшей клинике областного центра. Здесь почти маленькая квартирка, разве что нет кухни, но зато отдельные душевая и санузел.
В первый день, напичканная успокоительными, я почти всё время сплю. Помню, что засыпала, подсунув под щёку ладонь Гектора. А другой рукой он нежно гладил меня по волосам, вытирал слёзы, которые не желали останавливаться, целовал следы от верёвки, которая буквально пожгла мне кожу.
Но когда я просыпаюсь — его нет рядом.
Только букет цветов — изящный бело-свело-зелёно-голубой — и записка на чёрном картоне серебряной пастой: «Отъеду по делам. Поправляйся. Твой Г.А.»
Подношу записку к губам, целую, вдыхаю запах его пафюма, оставшийся на бумаге, любуюсь на цветы. Их уже поставили в вазу, на столик падают бело-голубо-мятные ленты. Всё тонко, продуманно, по-асхадовски.
Я вдруг вспоминаю, как мы выбирали букет для моей мамы. Гектор замучил флористов тем, что называл все растения, которые мы выбирали, по-латыни. Девчонок натурально трясло. Сижу, смотрю на подарок и улыбаюсь до ушей.
И снова плачу.
Дура! Какая же я дура!
Как я могла не замечать такую любовь и такого мужчину рядом? Идиотка! Я ведь могла и вправду потерять его навсегда.
Представляю себя на его месте — смогла бы я простить, если бы он ушёл к другой женщине. Вот прожил бы с ней несколько лет, даже не вспоминания обо мне? Смогла бы? И сама себе отвечаю — нет.
А принять женщину с чужим ребёнком, ни разу не упрекнув? Снова — нет.
Так почему же его? Его, а не себя, я считала монстром?