Среда. 15 декабря 1982 г.
Как это всегда и бывает, «карантин» закончился неожиданно.
Обычное дело. Ждёшь, ждёшь, готовишься к самому худшему, ругаешь судьбу-злодейку и обстоятельства, по которым тебя заперли в четырёх стенах, думаешь, как это тяжко — изо дня в день испытывать свою волю и дух, и вдруг — бац! — всё внезапно заканчивается, словно по волшебству, без всяких усилий со стороны несчастного «узника».
Вестником моей скорой свободы стал Ходырев-младший. Он появился в квартире днём, через четыре часа после Смирнова. Честно сказать, его появление стало для меня неожиданностью. Привык уже общаться с одним Михаилом, а тут ни с того ни с сего новое лицо, да ещё и с важным известием:
— Пляши, Андрей Николаевич! Тебе письмо из Прокуратуры!
И хотя это было совсем не письмо, а постановление, и не из Прокуратуры, а из другого ведомства, но я, так уж и быть, уважил «гражданина начальника» — сделал вид, что жутко обрадован тем, что из всесоюзного розыска меня, наконец, убрали, а уголовное преследование прекратили в связи с непричастностью и по основаниям, указанных в пунктах… бла-бла-бла-бла…
В текст я особо не вчитывался, хватило и общего вывода: «невиновен».
— Ну, и чего теперь делать?
— Чего-чего? Возвращайся назад в общежитие, — пожал плечами майор. — Ну, и учёбу, соответственно, продолжай.
— А…
— А по другим вопросам мы будем беседовать завтра.
Ну что ж, завтра так завтра. Меня это более чем устраивало.
Впрочем, радовался я рано. Товарищ майор, по свойственной всем «чекистам» манере, усыпив мою бдительность добрым известием, сразу же попытался подловить меня на «горячем»:
— Слушай, тебе фамилия Собчак о чём-нибудь говорит? — и тут же, не давая опомниться. — А Березовский, Кох, Бурбулис, Коротич, Ельцин?
Однако не на того напал. Ведь, как говорили опытные сидельцы, «пять лет отсидки пяти университетов стоят». Я, конечно, пять лет не сидел, но даже недели вполне хватило, чтобы понять: с товарищами из органов ухо надо держать востро, даже если друзья…
— Собчак?.. Нет, не слышал. А из других я только про Коха знаю. Туберкулезные палочки так, по-моему, называются.
Секунд пять Ходырев сверлил меня пристальным взглядом, а потом просто отвёл глаза, словно ничего и не было.
— Ладно. Давай собирайся, а я пока пойду машину проверю.
— Зачем?
— Ну, у тебя же, наверное, много вещей. Пешком в одну ходку не донесёшь, а на машине удобнее.
Я покачал головой.
— Не надо машину. Шмоток у меня мало. Как-нибудь сам доберусь.
— Сам так сам. Была бы честь предложена, — не стал спорить майор. — Но только учти. Завтра тебе надо быть на бильярде. И это не предложение. Это, считай, приказ.