О чем была песня, я не понял, потому что не дышал и не слушал, я просто пожирал взглядом свою женщину, наслаждался её голосом. Ева же то смотрела в мою сторону, но, не задерживалась, будто нарочно скользила взглядом дальше, на миг застывая на чужих лицах.
На проигрыше она поднялась, и один из пузатых гостей вышел вперед и подарил Джонси пышный букет роз. Ева заулыбалась шире, позволила толстопузу поцеловать свою руку и, снова не глянув на меня, прошла мимо, скользя алым платьем по полу, будто размазывая мое терпение под ногами.
Зал взорвался аплодисментами, а Ева мягко проговорила:
– Спасибо, что пришли на этот благотворительный вечер. Сегодня особенный день, потому что в поддержку обездоленных детей мы с Максимом Леоновым приготовили новую песню и очень надеемся, что вам понравится. Поддержите, пожалуйста.
Еще аплодисменты, громче прежних. Я застыл около углового стола и задержал дыхание.
Я видела, что Макс очень переживал, но он даже не заикнулся об этом до концерта. Будто собрал в кулак волю, когда сделал шаг ко мне. Мальчишка вёл себя, как взрослый.
Я села к роялю, а Максим расположился на барном стуле. Луч прожектора разделился: один полоснул мне по глазам, второй подсветил фигурку меньшего Леонова. Хрупкую, но уже по-мужски сложенную. В его русых волосах, светлых глазах, форме подбородка, улыбке – прятались черты моего мишки. Мишки, который решил, что можно за меня не бороться. Ну и черт с ним!
Я смахнула накатившее волнение, незаметно стерла в уголках глаз слезы и положила руки на клавиши. Прежде чем начать играть, обвела взглядом затихший зал и зацепилась за полыхающие злостью глаза Дэми.
Мне было трудно. Никому не понять, как сложно отрывать от себя важное, когда толком и не распробовал счастье. Но лучше сейчас, чем потом страдать, понимая, что ошиблась на его счет. Наверное, мне не занять в мужском сердце достаточно места, чтобы за меня прыгать в огонь и воду или говорить о своих чувствах. Наверное, мама Макса все еще остается для Дэми единственной, потому что взгляд, который он бросал на сына – намного красноречивей и мягче, чем яростный зырк на меня.
Ну кто я по сути? Пигалица, что прыгнула к нему в постель, желая избавиться от самого ценного? Дочь лучшего друга, которую он не мог бросить с ребенком, потому что – это некрасиво? А чувства? Да откуда у этой машины для убийства чувства?
Я так не могу. Я не смогу жить с еще одним «папой» в золотой клетке, ждать Дэми с работы, ублажать его неистовый голод в сексе, заглядывать в рот в надежде, что скажет «люблю», и трястись каждый день от страха, что он не подохнет от пули, защищая какого-нибудь пузана из элиты.