– Да всё то же, – передёрнул плечами сын. – Что с мамой, что с Джонси… Да и со мной! Ты ведёшь себя так, будто тебе никто не нужен. Дядя Макс больше любви проявляет ко мне, чем ты! Хоть и с матом…
– За это я его ещё не отругал, – вспомнил я.
– Вот опять! – Сын пихнул меня кулаком в живот. Не больно, конечно, но я озадачился резкой агрессии. – Я тебе о любви, а ты про воспитание. Сына, друга… невесты! Ты просто каменный! Из-за тебя Джонси постоянно плачет. Когда ты не видишь, у неё глаза на мокром месте. Ненавижу!
И, насупившись, уселся за столик звукорежисёра. Алекс, делая вид, что ничего не слышит из-за музыки, не обратила внимания на маленького наглеца, который занял её место. Я благодарно улыбнулся девушке и, попросив извинения, махнул Рону. Попросил присмотреть за Максимкой, а сам направился за кулисы.
Плачет? Это моя-то бесцеремонная колючка? И тут в груди кольнуло: да, она может быть нахальной и высокомерной, но порой такая нежная и трогательная, моя милая бабочка… И она беременна, значит, перепады настроения. У Кати, помню, часто истерики были, когда Максима носила. Раз даже с моста сброситься угрожала…
Волнение усиливалось, я побежал.
Но дверь в гримёрку Евы оказалась заперта. Накрученный воспоминаниями и словами сына, я едва не взломал её, как появился Коул с ключом. Я взглядом пообещал натянуть ему пятку на нос, если с объектом что-то случилось, и ворвался внутрь комнаты.
Ева, сжавшись на диванчике, посмотрела на меня загнанным волчонком, и её глаза действительно были красными и опухшими. Я выставил Коула и, прикрыв дверь, приблизился к своей колючке. Интуиция мне подсказывала, что сейчас Ева будет особо стервозной, об этом говорили и её плотно сжатые губы, и сверкающие яростью заплаканные глаза, но я не дал вымолвить и слова.
Подхватив хрупкое тело на руки, вжал в себя так, что Ева зашипела рассерженной кошкой и, заколотив по моей груди кулачками, принялась отчаянно вырываться. И да, всё же слова полились, преимущественно исконно-русские ругательные, а более приличные посылали меня в неприличные места.
Я молча держал Еву на руках и ждал, когда буря минет. Через несколько секунд сопротивления девушка, утихнув, расплакалась на моём плече. Я вздохнул и, опустившись на диван, усадил Еву себе на колени и, погладив волосы, прошептал:
– Я действительно всё это заслужил, Ева. Признаю, что не был самым примерным женихом в этом мире. И я искренне извиняюсь за это.
Она подняла голову, и наши взгляды пересеклись. Ева всё ещё злилась, и я это видел. Вздохнул и добавил: