Здесь я не перечила, но для меня подрывных устройств в машине и исчезновения Джека было мало для доказательств вины, а слово друга перевешивало улики. Он не мог мне врать, не мог.
Я просила о встрече с Вилли в тюрьме, но Дэми не позволил. Мол, мне нервничать нельзя, пока подождем. Да, нашелся еще один повод поругаться, мы же без этого не можем совсем никак. Каждый день будто по лезвию ходим. Зато мириться получалось у нас крайне жарко и шумно. Благо моя комната самая дальняя по коридору, и это не пугало окружающих, хотя я все равно смущалась наших активных примирений.
– Там тебя ждут, Ева, – сказала модистка, выдернув меня из сладких воспоминаний нашего вчерашнего секс-марафона с Дэми, и показала на выход.
Я выглянула из-за ширмы.
– Папа? Ты здесь откуда? – Выпорхнула из примерочной и помчала к отцу, смешно задирая до колен неудобную юбку.
Папа сначала отступил, ошарашенно осматривая меня с ног до головы, а потом раскрыл объятия и впервые за много лет обнял меня, почти выдавив воздух из груди.
– Какая ты большая, доча. – Его голос стал густым и хрустящим, глаза заблестели, будто он сдерживал слезы, а я пошатнулась от нежности и защемившей сердце радости. – Я тут... – Он отпустил меня и, сдержанно улыбаясь, обернулся через плечо. – Поговорить хотел без лишних ушей, – потер подбородок, повел слегка головой и прищурился, оценивая мой наряд. – Выбрала платье? Могу тебя в кафе забрать? Ананасовый смузи и шоколадный кекс с изюмом, как всегда?
– Как в детстве, ты хотел сказать? – подстрекнула я с мягкой улыбкой.
Это правда мой папа? Когда последний раз он меня водил в кафе? Как дочь, которой нужно внимание и ласка. А еще не верилось, что он помнил о моих вкусах. Все как-то сторонился, избегал разговоров, не любил откровенничать. Он был в моих глазах едва ли не тираном – заставлял учиться, ругал за выходки да хмурил брови, когда я не слушалась и делала все наоборот. Баловалась, дралась с одноклассниками, пропускала уроки, приносила домой кучу единиц и исписанный замечаниями дневник. Я хотела внимания. Очень. Так сильно, что завалила даже выпускной экзамен по математике. Папа, конечно же, все уладил, а со мной так и не поговорил толком. Поругал, поорал. На этом все.
Как же я тогда была зла!
Только музыке я отдавалась на сто и больше процентов, потому что она помогала мне отрешиться от реальности. Хотя отец настаивал, чтобы шла на экономический. Хрен там, я не подчинилась. Взяла документы и поступила в музыкальный.
И сейчас его покладистость настораживала. Я даже опешила и не знала, что сказать.