Настино «кажется, я тебя люблю» звенело в ушах нонаккордом, перебирало струны моей души и ударяло по хрупкому грифу твердым медиатором. Жестко и больно.
Я, кажется, тоже ее уже люблю. Непривычно чувствовать в себе наполненность, потому что привык к гнетущей тишине, а теперь все мысли и каждая клеточка были переполнены Настей. Но мне так боялся это признать, что просто гнал от себя эти мысли подальше. Ведь болел же Ириной, слепо верил каждому ее слову, а потом…
Это было вчера, я должен это понять, но меня непроизвольно крутило и мучило, будто под ребрами не сердце, а камень, что пошел трещинами, стал истекать кровью, но все еще оставался неживым и твердым.
Тело ломало от положения «боюсь разбудить Настю». Почувствовав свободу движений, я повернулся на спину и раскинул руки и ноги, только потом открыл резко глаза и понял, что сплю один.
В широкое окно светило зимнее солнце, слепя глаза. С кухни доносились непривычно-ванильные запахи и постукивания посуды.
Я не сразу сообразил, кто это может готовить. Почему-то мама пришла на ум. Или сестра, которой никак здесь не может быть, потому что ее большая семья без нее точно не просыпается.
А потом я услышал голос. Легкий, как морской бриз, и широкий, как луговой простор. И теплый, по-настоящему согревающий мою холодную душу.
Я выбрался из одеяла и, как вор, прокрался к кухне на носочках, стараясь не скрипнуть половицей в коридоре.
Настя пританцовывала у плиты, покачивая аппетитными ягодицами и крепкими бедрами в обтягивающих светлых шортиках, и что-то переворачивала на скворчащей сковородке. Пушистые волосы были подняты наверх в смешной пучок, а молочную кожу оттеняла белоснежная майка, которую я вчера с нее стаскивал. Малинка пела тихо-тихо, и от ее чистых нот хотелось взлетать:
— Ночь пройдет, настанет утро ясное,
Верю, счастье нас с тобой ждёт.
Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная,
Солнце взойдет,
Солнце взойдет.
Я подошел ближе и сгреб девушку ручищами. Она вскрикнула и отдернулась.
— Извини, не удержался, — прошептал, закусывая угол ее плеча.
— Испугал! — взвизгнула Настя и несильно стукнула меня затылком.
— Ты говорила не умеешь готовить, — я показал на золотые оладьи на блюде.
— Да разве это еда! — засмеялась Малинка и подмигнула мне, повернув немного голову.
— Вкусная обманщица, — приласкав ее грудь через ткань, распустил волосы и процарапал растопыренными пальцами по коже головы.
Настя тихо заворчала и уронила деревянную лопатку на стол.
— Кофе у меня сбежал, так что ты с ним сам управляйся.
— А зачем на печке заваривала? Кофемашина есть, — я повернул ее немного к себе и показал на подоконник.