Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?.. Побеждена ль?..»
Аплодисменты я не дослушала, вылетела из зала в гримерную. Схватила вещи и, не видя ничего перед собой побежала прочь.
Как оказалась в подвале, не помню, но очнулась, когда Лёша тряс меня за плечи и усаживал на стул.
— Настя, что случилось?
— Лёш, он не поверил, — я прикрыла лицо руками и задавила рыдания. Не получалось. Они рвались наружу, и я просто рассыпалась на части.
— Кто не поверил? О чем ты?
— Гроза не поверил, что я беременна. От него!
— Что-о-о?! — Лёша осел на корточки и убрал мои руки. Смотрел мне в лицо несколько секунд, а потом вылетел из кабинета, грохнув дверью о стену.
Застыв на месте от холодного и острого предчувствия, мне показалось, что я задыхаюсь. Если он что-то сделает Саше, я себе не прощу. Я не хочу его наказывать, ничего не хочу!
И побежала следом за дирижером. Живот покалывало, а длинное платье путало ноги, отчего на лестнице подвала я чуть не упала лицом вниз.
Не знаю зачем бежала. Мне казалось, что в глазах Лёши горит убийственный огонь, и он Сашу сейчас просто размажет по стенке.
В коридоре уже рассосались зрители и выступающие. Остатки людей высыпали из актового зала и потянулись к главной лестнице. Класс аранжировки был закрыт, а когда я распахнула дверь, Саша лежал в жутко-изогнутой позе между столами, а Лёша потирал кулак.
Не успел окликнуть, не смог встать: ноги будто приросли к стулу. До безумия тяжело было смотреть, как она вычеркивает меня из своей жизни.
Когда дверь за последним студентом закрылась, я запустил пальцы в волосы и долго рычал и кромсал губы. Я не хочу Малинку терять, но теряю. Я хочу ей верить, но не верю. Идиот. Долбанный придурок, что рушит свою жизнь.
В голове заевшей пластинкой: «Ты пустой, муженек. Подавись своим ребенком».
Я Настю не знаю. Вдруг случайные связи для нее это нормально? Совсем не верится. Но почему тогда со мной случилось, чем я особенный? Вдруг кто-то был до меня? Или после… Чтобы не кричать на весь кабинет от дикой ревности, грыз пальцы. До резкой боли. До крови.
Сидел, застыв на рабочем месте несколько часов. Я не мог встать и уйти, до сих пор не верил, что она просто побыла на ленте и ушла, даже не оглянулась, не осталась поговорить. Просто у-да-ли-ла меня, как мусор.
И я есть мусор.
Не учитель. Не пианист. Не отец.
Ни-кто.
Когда задница начала ныть от положения согнутого крючка, я все-таки поднялся и пошел домой, но в коридоре меня стопорнул звук гитары, будто в сердце взорвалась сверхновая. Магнит под названием «Голос любимой» встащил меня в набитый зрителями зал.