Распихивая локтями людей, я вышел в первый ряд и столкнулся с ее взглядом. Он был полон океанской тоски и вселенской печали. Почему я сомневался в ней? Я должен был поверить с первого слова. Должен был понять еще до того, как она призналась, ведь осознавал, что мы не предохранялись, но так поверил в свое бесплодие, что даже не ходил к врачам. Я думал, что чудес не бывает.
Настя, наверное, боялась, наверное, ждала именно вот такого вопроса с моей стороны. Значит, она готова была к такой реакции и решила все для себя заранее, а я, будто попользовался и вбил кол в ее грудь. Не поверил.
Как я мог?
Я разрушил наше счастье.
«Была ль любовь?»
Хотелось кричать. Падать перед ней на колени и говорить, что была…
Услышь меня, Малинка! Смотри в глаза. Видишь, я пред тобой преклоняюсь и верю только тебе, только не вычеркивай…
Она закрыла глаза, оборвав последние ниточки между нами, допела последний куплет и исчезла со сцены. Синяя ткань юбки вилась за ней, как шлейф наших разбитых чувств. Меня прошило осколками и не давало дышать.
Я рванул из зала, но не успел: Настя уже сбежала по ступенькам и скрылась в глубине Академии. Грудь рвало от боли, потому я не пошел следом, а забрел в класс и встал у стены. Мне нужно было немного прийти в себя, слабость подкашивала ноги и жестокие мысли били в самую сердцевину души.
Уперевшись лбом в плакат дежурств, я просто молчал. Больше не мог себя терпеть. Настя меня еле приняла после того, как не узнал, а сейчас… Она меня просто на хрен пошлет. Категоричная моя девочка. И он абудет права, потому что как на меня можно надеяться, если я на каждом шагу оступаюсь?
Что я наделал?
— Ты совсем охуел? — дверь распахнулась, и в класс ураганом залетел Лёшка. От грохота зазвенели плафоны на потолке.
Я не сопротивлялся, просто кивнул.
— Говори! Что ты молчишь?! — он стоял напротив и смотрел на меня, как на подонка. — Как?! Как ты мог ей не поверить? Почему?! Да, блядь, таких, как она, больше нет! Ты, сука, просто больной на голову, если не поверил!
Он просто замахнулся, четко, метко, в щеку, зацепив переносицу, и я рухнул между столами, как разбитый арбуз. Я так ему был благодарен за эту боль, за ощущение эйфории и свободы, что хоть на миг выключила эмоции, рвущие изнутри. Я долго не мог встать. Кровь юшкой бежала по губам, но мне полегчало. Немного вывернувшись, прохрипел:
— У нас с Ириной год не было детей.
— И что? Сравнение однако: крашенная сучка с Настей и рядом на стояла!
— Да бесплоден я, — горько хохотнул и привстал на локти. Перевернувшись, поджал колени к подбородку, стер кровь над губой и запрокинул голову. Истерично смеясь, изливал душу: — В моей жизни не случались чудеса. Я просто ошибся, Лёш.