Я перевел взгляд на мента, который с привычным удовольствием уплетал жратву неизвестного происхождения. Посмотрев на белый пластиковый стул, я немного подумал — сесть или не сесть? А потом сам себе усмехнулся.
Все-таки деньги портят людей. С каких пор я стал таким снобом? Раньше не гнушался объедками и сном в грязных подвалах. И если бы не Алиса…
На стул я все же сел и уставился на Коротаева:
— Что у тебя?
— Очень интересная история получается. Я, конечно же, — говорил мент, не переставая жевать, — проделал огромную работу.
— Финансовый вопрос обсудим, — успокоил его, — а пока перестань себя хвалить и приступай к делу.
— В общем, — продолжил он, — потыкался я по тому месту, где ваша жена снимала деньги в банкомате. Уже почти отчаялся, но наткнулся на офис курьерской службы, — так воодушевился Коротаев, что даже забыл о еде. — Люди там не особо юридически подкованные, впрочем, как и везде, так что я немного надавил и увидел записи. Ваша жена отправила в тот день посылку. Расплатилась наличными, судя по весу, пакет был небольшой.
— Кому? — спросил я, чувствуя вязкое, липкое, ужасно отвратительное предчувствие.
— Минуту, — попросил Коротаев, начав листать лежавший на столе блокнот, только эта минута стала для меня невыносимо долгой. — О, нашел. Сивцовой Дине Анатольевне.
Я даже не понял, почему меня это не удивило. Но все равно как-то болезненно резануло ее имя по мне.
В чем дело, Алиса? Почему она? Почему ты не доверилась мне? Жаль, что эти вопросы приходится задавать лишь своему уставшему мозгу. У жены уже не спросишь…
— Вызови ее завтра в отдел, — бросил я, поднимаясь.
— Это я могу, — нахмурился Коротаев. — Вот только… Если она потребует это сделать через повестку, то я не смогу ее предоставить.
— Тогда просто будь убедительным, а дальше я сам. Сообщи время — приеду.
Завтра я выбью из нее все. Любыми способами. Может, даже постараюсь быть милым. Сначала… Если не поможет, то пусть пеняет на себя.
Разговор со следователем оставил неприятный осадок.
Я опять жду подвоха? Кажется, да. Только вот Ратомский же сказал, что ничего не делал. А я все продолжаю упиваться паранойей.
И как я оказалась во всем этом дерьме? Причем даже с завидным упорством копаюсь в нем. Если об этом узнает Ратомский, то взбесится. Если Вадим — не поймет.
Хотя он и так уже не понимает. Разговор мне дома предстоит не из приятных. Наверное, поэтому и не хочется возвращаться. Впервые за много лет.
Я двигалась по улицам с черепашьей скоростью, прикидывая, что скажу Вадиму. А поговорить надо. Иначе дома повиснет тягучая и холодная атмосфера недопонимания.