— А ты бы поверил? — беспомощно огрызнулся Брангард и опять потер виски. — На их-то месте? Это же ты у нас чудище страшное, злой черный волк! Зар-раза… Я отцу сказал, что ты не согласишься!
— А что, меня кто-то спрашивать будет? — усмехнулся Хольм, неожиданно успокаиваясь. — Очень сомневаюсь. Ну и ладно. Клетка так клетка. Ошейник не надену. А клетка лучше, чем цепи. Просторнее. Опять же, если решат утопить по дороге, то никакой разницы, в чем тонуть.
— Хольм? — Брангард тревожно вгляделся в него. — Ты не заболел? Сам на себя не похож.
— Ага, не рычу, на стены не кидаюсь, даже зубы не скалю.
Зверь внутри Хольма успокоился, но теперь из него так и перло холодное злое веселье, с которым выходят на смертельный бой, когда не надеются победить. Рыси его боятся? Плевать! Пусть сажают в клетку! Лишь бы довезли до Арзина живым, не прибили по дороге. Лишь бы там, в Арзине, его выслушали, а не казнили сразу. Ведь должен отец Лестаны хотя бы суд устроить? Пусть даже под пытками и перед казнью, но Хольм расскажет все, как было. И, может быть, к нему прислушаются.
— Вот это и странно, — настороженно отозвался Брангард. — Ладно, с Иваром и его Котами я уже поговорил. И тоже им поклялся, что если с тобой в дороге что-то случится, я лично позабочусь, чтобы отец разорвал договор. И даже Медведей ради такого дела поддержу. Хольм? Что?
— Ничего, — снова растянул губы в невеселой усмешке Хольм. А потом спросил, поймав напряженный взгляд Брангарда: — Бран, скажи честно, ты Сигрун об этой затее с храмом говорил? Я уже ничего ей не сделаю, не успею просто. Но мне… знать надо.
— Дурак ты… — снова с безнадежной и беспомощной усталостью выдохнул Брангард, не отводя глаз. — Я сам всю ночь думал… И нет, матери я не говорил. Вообще никому не говорил, кроме Лестаны. Хочешь — верь, хочешь — нет. Кайса клянется, что и Лестана никому не сказала. Так что не знаю я, кто и когда мог что-то услышать. Но я тебе, братец мой Хольм, даже клясться не буду, ясно? Потому что если я такая мразь, чтобы собственного брата и невинную девушку на смерть отправить, кто мне и в этом соврать помешает? Уж ложной клятвы я бы тем более не побоялся!
— Ну да, — кивнул Хольм и улыбнулся. — Это я понимаю. Под хвост себе клятвы засунь. Сказал, что это не ты, значит — не ты.
Встав, он быстро переоделся в чистые вещи. Нарядные, достойные не преступника, которого везут на казнь, а гостя или посла. Только оружия нет, даже плохонького ножа, и Хольм почувствовал себя хуже, чем голым. Без оружия он не выходил из дома лет с пяти. Ну, ничего, привыкнет. Если успеет. А если нет, то и привыкать не придется.