Именно для этого нужны были и пропахшая потом, несмотря на его старания, одежда, и отросшая черная щетина, и разлохматившиеся волосы. И клетка, которую пришлось оставить, но если бы Хольма привезли в ней, все увидели бы то, что должны были увидеть — бешеного зверя, не умеющего владеть собой. Грязного свирепого дикаря. И даже постоянные мелкие унижения — для того же! Как уколы, которыми горячат бойцового пса, чтобы кинулся в драку!
Он закусил губу, медленно вдохнув воздух, и тут послышался невыносимо презрительный голос Ивара.
— Руки ему свяжите, а то еще бросится.
Хольм молча повернулся и посмотрел на него в упор. Ивар еще не успел переодеться, но влажное полотенце ему наверняка подали, потому что на лице племянника Рассимора больше не было дорожной пыли, да и верхнюю куртку он снял. В зеленых глазах ему почудилось скрытое торжество, но тут же Ивар отвел взгляд и нахмурился.
Рисал дернул Хольма за плечо, заставляя сделать шаг от окна, а скользнувший за спину Даррас туго и надежно стянул запястья ремнем. Пожалуй, даже слишком туго. Через несколько минут руки того и гляди начнут неметь. И ему придется просить, чтобы ремень ослабили. Наверняка на это и расчет. Хольм стиснул зубы, понимая, что выхода ему просто не оставили.
— Когда я увижу вождя Рассимора? — спросил он, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно.
— Когда он того пожелает, — надменно процедил Ивар. — Сейчас у вождя важные дела.
— Более важные, чем поиск настоящего убийцы? — уточнил Хольм.
— Убийца — ты!
Ивар шагнул к нему навстречу, и напряжение, разлившееся между ними, едва не зазвенело, как натянутая тетива.
— Нет, — бросил Хольм. — Это не так. И если ты в самом деле любишь сестру, тебе бы…
— Выродок, — тихо проговорил Ивар, и в его расширившихся светлых глазах заплясали отблески пламени от светильника на стене. — Дикий зверь. Я сниму с тебя шкуру и постелю ее возле кровати.
— А я думал — сапоги мне пометишь, котик, — усмехнулся Хольм, чувствуя, как стянутые запястья начинают зудеть. — На это у тебя храбрости должно хватить.
Рассудком он понимал, что стоит помолчать, прикинуться смирным и учтивым, но за дни пути накипело, и тяжелая злость рвалась наружу. Неважно, верит ли Ивар в его вину! Хольм не просил у него милосердия! Но справедливости вправе ожидать все, а наказание определяется после разбирательства и суда. И позор тому, кто глумится над беспомощным пленником.
Щеку обожгло хлесткой болью. Хольм качнулся вбок, не столько уходя от пощечины, сколько изумленно выдыхая. И увидел в глазах Ивара такое наслаждение, что его самого передернуло, будто наступил в какую-то мерзость. Даррас и Рисал тут же повисли на его плечах…