– А где она?
– О! Далеко отсюда. На берегу Гирканского моря…
– А она может тебя спасти? – оживляется мальчик.
– Да она сама в неволе… – вздыхает Деметрий и неожиданно вскакивает с места. – Постой, ты действительно хочешь помочь?
– Я хочу. Очень хочу! Раз я один здесь с тобой, значит, я за всю Антиохию! – громко и воодушевленно отвечает Яромир.
Деметрий обнимает мальчика за плечи и прикрывает губы пальцем.
– Тише, тише… Я был такой же наивный и смелый малый в твои годы… Жизнь потом сильно умерила мой пыл. Понимаю тебя… Хочешь подвига? Но не понимаешь, насколько это опасно…
– Знаешь, – гордо улыбается Яромир, – я почти каждый день уворачиваюсь от амфор с маслами и острых пинцетов, которые Тимон в меня кидает, когда напьется. Он хороший человек, много для меня сделал, но, кажется, с годами теряет рассудок… Я понимаю одно: однажды я не смогу увернуться… И ради чего?
Деметрий смотрит на подростка – на его глазах появляются слезы. Грек снимает с пальца перстень и дает его Яромиру.
– Она послала тебя ко мне, к ней ты и пойдешь! Это все, что у меня есть… Продай его, выручи сколько-нибудь…
Яромир с восторгом рассматривает перстень.
– Это перстень самого Селевка?
– Да… Думаю, он видел, как основали этот город, Яромир!
Яромир прижимает перстень к груди, и вовремя. За дверью слышатся шаркающие шаги тюремщика и недовольный голос:
– Сколько можно возиться? Покормил и вали отсюда!
Яромир быстро сует перстень за пазуху и шепчет:
– Я найду ее!
3
Следующий день сын аптекаря провел в греческом храме. Жрицы милостиво разрешили скопировать ему фреску, и Яромир, обложившись плошками с красками, старательно перевел на кусок пергамента изображение Атаргатис. Вначале остро отточенными перьями, потом кусочком угля, а потом в ход пошли и краски. Когда он показал работу жрицам, девушки долго дивились, цокали языками и трепали мальчика по кудрявым локонам, вгоняя его в краску.
Но перстень, к его огорчению, они купить не смогли. Галикеш разграбил храм в первый же день своего правления, и если фреска с богиней и сохранилась, то лишь благодаря тому, что содрать и унести ее, как дорогие шелковые завесы или золотые светильники со стен, было невозможно.
Нечего делать, Яромир направляется на базар, но навстречу ему несется толпа возбужденных людей. Еще недавно обезлюдевший, напуганный город ожил и забурлил. Горожане спешат к городским воротам. Увлекаемый человеческим потоком, Яромир присоединяется к толпе.
У ворот уже творится невообразимое: парфянские солдаты с трудом сдерживают возбужденных граждан полиса. Толпа скандирует: