Кто-то вдруг крепко взял ее за плечи и поднял:
— Пошли.
Наташа удивленно обернулась.
— Владимир Константинович? Вы тоже на студенческую вечеринку?
Наверное, она все-таки выпила этот противный одеколон. Язык с трудом ворочался, а ноги не держали.
Мартынов ничего не ответил ей, он вел ее к машине.
— Мы к вам поедем? — засмеялась Наташа. — Я не могу. Там Ирина… Пойдемте ко мне.
Профессор открыл дверцу и усадил ее на переднее сиденье.
— Окно открыть? — спросил он, сев за руль. — Там сбоку ручку поверните.
Наташа стала крутить ручку, и стекло опустилось. Встречный ледяной ветер хлестнул ее по лицу. Это было здорово.
Такой ветер может вышибить слезу, но Наташа не плакала, только чувствовала, как немеют губы и щеки.
Мартынов остановил машину и сам закрыл окно.
— Не надо, — слабо попросила Наташа.
— Я не хочу, чтобы вы обморозились, — несколько резковато сказал профессор.
Наташа уставилась в пол и больше не смотрела на дорогу. Она немного протрезвела. Мир снова стал реальным — серым, суетливым и скучным. Мартынов молчал, сосредоточенно посасывал свою негоревшую трубку. Они выехали из Центра, проехали окраины Москвы и оказались на трассе, где машин было поменьше. Мелькали за окнами одноэтажные домики, дачные постройки, снежные поля.
— Куда мы едем? — спросила Наташа.
— На дачу.
— Зачем?
— Надо.
Профессор отвечал односложно. В голосе его были только твердость и бескомпромиссность.
Уже наступил вечер, встречные машины слепили фарами, выхватывая из темноты серый асфальт дороги с кружащимся мелким снежком.
— Мне еще убирать надо, — сказала Наташа.
Мартынов не ответил. Он свернул с трассы на проселок, машина пошла медленнее.
Наконец остановились.
— Все, выходите. — Профессор заглушил мотор.
Дача была довольно скромной — деревянный сруб-пятистенка, крашенный зеленой краской, небольшое крыльцо с резными колоннами, ставни. Только сзади угадывался в темноте сад, теперь почерневший, под шапками снега.
Мартынов открыл дверь, потопал на пороге ногами, сбивая снег, пропустил Наташу вперед.
— Вы посидите, я принесу дров. Через полчаса будет тепло.
Он включил свет, усадил Наташу на диван, а сам снова вышел.
Опять книги. Их здесь было ничуть не меньше, чем в доме Мартынова, они были здесь хозяевами и основными обитателями. Была еще беленая русская печь, письменный стол с лампой под абажуром, два кресла и диван, покрытый клетчатым пледом. Деревянная лестница вела на чердак.
Мартынов растопил печку, в которой весело загудел огонь, принес чайник, полный снега, и поставил его греться.
Действительно, скоро в доме стало тепло. Наташа сняла пальто и шапку, а профессор стал заваривать чай, потому что вода вскипела.