Да нет же, стрескал все, еще и возмущался, что не позволили из ресторана себе еду заказать, мало ему, видите ли. Она вот еле заставила себя кусочек сыра съесть. А ему и нельзя много, внутри одни швы.
Хотя кто его знает, может он и правда там себе все новенькое отрастил. Дальше неизменно в памяти всплывало, как она сидела на нем, и мысли снова возвращались в наезженную колею. Почему Аверин обращается с ней так, будто она уже его женщина? Она слишком легкомысленно выглядит? Или доступно себя ведет?
Так вроде бы и отбивалась достаточно, и вырывалась, даже геем обозвала и маньяком. Кто ж виноват, что у него такие сильные руки, у нее все ноги в синяках вверху, там где он ввинчивал свои пальцы…
В воскресенье сестра подбросила племянников до вечера, и это здорово отвлекло от надоевших раздумий. А потом позвонил Леха.
— Ольчик, выручай. Отдежурь за меня в ночь, а? Я потом в рабство тебе продамся!
Она от радости чуть по комнате не запрыгала. Долго кивала, пока не сообразила, что Лешка ее не видит.
— Хорошо, Леш, конечно подменю.
И все-таки запрыгала. В отделение чуть не влетела, вовремя вспомнила, что нормальные доктора на работу приходят чинно и собранно. Вот и она так пришла. На крыльце постояла, отдышалась и пришла.
Охрана на входе стояла как почетный караул, у палаты тоже маячили двое. Как бы Ольге ни хотелось, идти проведывать Аверина просто так было ну совсем некстати. Решила, что уже с утра наведается, от одного осознания, что он здесь, рядом, в груди наливалось теплом.
Привезли парня с аппендицитом, потом женщину после ДТП. В отделение Ольга вернулась совсем поздно, сбросила туфли и устроилась на диване с чашкой кофе. В ординаторской никого кроме нее не было.
Вся хирургическая бригада отпросилась на полчаса к гинекологам на день рождения: «Тортик и чай, Ольга Михайловна, больше ничего! Ну может еще пожрать дадут…» В отделении было тихо, больные спали, только шаги охранников в коридоре нарушали больничный покой.
Ольга пила кофе и смотрела на экран телефона. Два пропущенных от абонента Богдан Кетлер. Когда-то он был у нее подписан как Блонди Сероглазый, потом как Богдан, потом как Бодька, а очень недолго как Любимый муж.
Их семейная жизнь поначалу была довольно приятной. Конечно, Оля много помогала младшей сестре, но Богдан не возражал, даже принимал посильное участие. Данка выдавала ему коляску со спящей малышней, и он добросовестно выгуливал их по несколько часов.
Он первый заговорил о детях почти сразу после регистрации — свадьбы не было, Оля с содроганием вспоминала последнюю свадьбу сестры. Просто поставили подписи и улетели в Грецию.