Мы с папой здесь пленники, и это ясно как день. Что задумал Севал? Почему не дает нам увидеться? Такое положение дел затоптало на корню все крошечные зародыши теплых чувств к этому мужчине. Он мерзкий преступник, растерзавший невиновных людей. Мутант, не сумевший удержать свою звериную сущность.
Отец рассказывал, что такие в порыве ярости могут перекидываться в зверей и становятся неуправляемыми. А еще у них закрытое общество и чужих туда стараются не пускать. Они тщательно следят, чтобы информация о них не распространялась.
История и прошлое мутантов покрыты тайной. Несколько столетий назад их предки зубами и когтями вырывали эту правду из рук, которые ею обладали. То время они называют становлением свободы, но есть и другое название: «кровавая резня мутантами невинных». У всех теперь своя правда.
Мне же было глубоко чихать, что у него там за секреты. Сейчас я хотела только увидеть отца и поговорить с ним. Но эту возможность я получила лишь спустя несколько дней, когда была уже на пределе.
Вошедший Том позвал меня и сказал, что ведет на встречу с отцом. Всю дорогу я его подгоняла. Ну почему он так медленно плетется? Неужели сложно быстрее переставлять свои огромные лапы? Открыв передо мной небольшую дверь, он сказал:
— У тебя пара часов. Дверь должна быть открыта. Потом либо выходишь сама, либо я выволоку тебя за волосы. Поняла?
Зло зыркнув на него, кивнула. Пусть слушают, если хотят.
— Вот и умница, — довольно улыбнулся он.
А мне захотелось врезать по его тупой физиономии и, забрав папу, убежать отсюда куда подальше. Но шансы у меня нулевые, поэтому протиснулась в открытую дверь. Оказавшись внутри плохо освещенной комнаты, огляделась.
Папа сидел на кровати, смотря на меня теплым взглядом. Ждал. Счастливо улыбаясь, я быстрым шагом направилась к нему. И, не удержавшись, рухнула в его широко открытые объятия. Глаза снова наполнились крупными слезами, и я заплакала, судорожно всхлипывая.
— Папочка, прости меня! Прости! Я была так глупа.
Дальше говорить сил не осталось, и я снова зарыдала, укачиваемая в надежных объятиях.
— Все хорошо, милая. Все хорошо, — севшим голосом успокаивал он меня и гладил мелко дрожащими руками.
— Я так его любила. А он? — снова рыдания перехватили горло, и я попыталась сглотнуть вставший в нем комок. — Он не хотел, чтобы ты знал. Сказал, что ты не разрешишь, что это должна быть тайная свадьба. И я поверила ему. Поэтому не предупредила, только после ареста смогла послать тебе сообщение. А этот суд! Ты бы видел, как он проходил. Словно я и не заслуживала защиты, — опять нахлынула обида и горечь. — Мне даже не дали ни с кем связаться.