Я просто так сильно любил Рэйчел.
Затем последовала череда географических воспоминаний (см. выше): та же долина с соснами, то же шале, сопровождаемые той самой тоской-по-месту, мутирующей в тоску (в этот раз) по Рэйчел. Одновременно с этим, продолжая вырабатывать секскуальную энергию, такого уровня, что я мог бы это сравнить с постепенно стягивающей в районе сердца сладострастной резиновой лентой любви, плотно соединяющей нас, толкающей нас вперед. Мы горячо перешептывались (точными фразами, полными поэзии) о том, как давно мы знаем друг друга, т.е. вечность.
И опять общее число наших занятий любовью составило три.
Потом, как и прежде, всё пошло на убыль. Речи наши становились менее прекрасными. Слов - меньше, предложения - короче. Тем не менее, я любил её. Любил Рэйчел. Все, связанное с ней казалось идеальным: родинка на щеке, черные волосы, легкое подергивание попкой, как будто говорящие мне -- ммм, это было очень классно.
'Даю препарат?' -- спрашивает Абнести. 'Постараемся сейчас вернуть вас в исходное состояние'.
'Подтверждаю', -- говорит она.
'Так, подождите-ка', -- отвечаю я.
'Джефф', -- говорит в раздражении Абнести, как будто пытаясь мне напомнить, что я тут не по собственной воле, а потому что совершил преступление и сейчас отбываю свой срок.
'Подтверждаю', -- говорю я. Бросаю на Рэйчел последний взгляд любви, зная (а она еще не знала), что это будет последний взгляд, полный любви, обращенный к ней.
Вскоре она уже выглядела для меня обычно, а я - обычно для нее. Она, так же как ранее Хэзер, была смущена, будто говоря: что это только что было такое? Отчего это у меня так крышу сорвало от этого мистера Посредственность?
Любил ли я ее? Или она меня?
Нет.
Когда пришло время ей уходить, мы пожали руки.
Место, в котором мой мобипак хирургически соединялся с позвоночником в районе поясницы, болело от всех этих многочисленных позиций. К тому же я очень устал. К тому же мной одолело чувство печали. Откуда печаль? Разве я не был самцом? Разве не я поимел двух девчонок шесть раз в течение одного дня?
И все же, честно говоря, я был печальнее печали.
Наверное, мне было печально оттого, что понятие 'любовь' оказалась не настоящим? Или не слишком настоящим? Наверное, мне было грустно, что любовь может казаться такой настоящей, а в следующую минуту исчезнуть, просто из-за того, что проделывал со мной Абнести.
IV
Перекусив, я направился в Центр управления, к Абнести. Центр походил на Брюхо Паука. А помещения были его лапками. Иногда Абнести вызывал нас поработать к себе, в брюхо паука. Или, как мы ее называли: Паучья Брюхо.