— Может, мы успеем уйти отсюда раньше, чем он догадается? Давай сбежим! — заглянула в его глаза. — Вместе. Как только отец уедет.
— Мы пока не можем. Нужно ждать документы и нам, и твоему отцу.
— Сколько ещё ждать?
— Дня три-четыре. Я уже заказал, но так скоро только кошки рожают.
— Ясно, — опустила голову. — Значит, нам придётся пока его терпеть?
— Да. И общаться меньше. Мы не должны подпитывать его подозрения. Живи так, будто ты меня воспринимаешь как стул из столовой.
Подняла глаза на него. Я хочу исцеловать Яна всего-всего, а он мне предлагает смотреть на него, словно он мебель. Но мне придётся.
— Скажи ему сегодня, что ты беременна. Завтра будет готова справка, но скажи об этом уже сейчас. Тогда он не станет тебя трогать и обижать. Нам нужно не привлекать к себе внимание всего несколько дней. Потом мы сбежим.
— Хорошо.
Он взял моё лицо в обе ладони, заставив смотреть на себя:
— Помнишь, ты обещала мне, что будешь слушаться меня?
— Да.
— Настал такой момент, когда твоё непослушание может стоить нам обоим жизней.
Испуганно уставилась на него.
— Стань моей сообщницей, Ева. Помощницей. И тогда ты получишь свободу, и не ценой крови.
Ева.
Как бы не хотелось мне избежать общения с мужем, но поговорить надо. Пока он мой муж, мне деваться некуда. Грела лишь одна надежда, что скоро я избавлюсь от него.
Вечером легла в нашу постель. Ближе к ночи приехал и Родион. В комнате был полумрак, горела лишь лампа на тумбочке у кровати. Силуэт вошедшего в комнату мужчины просматривался хорошо даже в полутьме. Он раздевался и смотрел на меня.
— Ты спишь, Ева?
— Нет, — ответила ему, не поворачивая головы.
— Что я вчера тебе сделал? Я, кажется, перебрал…
— Да. Перебрал конкретно! Ты душил меня, Родион.
Он вздохнул, провёл пятернёй по волосам и подошёл ближе. Сел на кровать возле меня и погладил по руке. Противно, но я стерпела. Посмотрела на него. Неужели, действительно, не помнит?
— Душил? Больно сделал? Покажи.
Откинул одеяло и за руку заставил сесть в кровати. Наклонил голову на бок и осмотрел ставшие синими следы от своих пальцев.
— Прости… Я не должен был…
— Прости? — гневно уставилась на него. — А если бы ты меня придушил, Родион? Трупу тоже бы сказал «прости»?
— Я обещаю, больше такого не будет. Ты меня очень волнуешь, Ева. И меня ранит, что ты не можешь меня принять.
— Ты знаешь, почему так.
— Знаю. А глупое сердце всё равно просит любви. Я сам не ожидал, что ты… будешь так много значить для меня. Не знаю, как просить прощения теперь.
Ему было в самом деле жаль. Измайлов говорил искренне. Только меня его слова не тронули. Для меня он всё тот же урод, что и вчера, когда его пальцы безжалостно давили на мою глотку. Внимательно посмотрела в его холодные глаза: