И Золушки здесь не тихие (Мор) - страница 23

— Габи, что-то случилось?

— Ты можешь уехать. У нас достаточно денег. Я дам тебе денег на дорогу. — Мужчина не смотрел на меня.

— Но ты же говорил…

— Мало ли, что я говорил. Я думал, тащу на себе докуку. Как все эти дамочки. Капризную, ленивую, неприспособленную. И каждый день понимаю, как ошибся. Каждый день понимаю, что сломал тебе жизнь. Что заставил жить не своей жизнью. Вижу, как ты смирилась, но не озлобилась. Как помогаешь людям. Вижу и ненавижу себя все больше и больше. Собирайся. Вечером отвезу тебя в город. Ты свободна, — и Габи вышел из дома.

Я села на стул. Свободна? Я свободна? Вскочила, заметалась по комнате и резко остановилась, как будто налетела на стену.

Куда мне идти? К мачехе? К дяде? Снова прятаться и надеяться, что меня не найдут охотники? Вздрагивать от каждого шороха после пережитого кошмара? Смогу ли я еще раз пережить такое? Кому я нужна? Эрику? Он наверняка нашел новую гувернантку, прошло больше года. Я подошла к окну и прислонилась лбом к прохладному стеклу. Некуда. Мне больше некуда идти. Нет больше герцогини Милании Борлеа. Есть сельская травница Мила.

До вечера я просидела на стуле, сгорбившись, оплакивая и хороня свою прежнюю жизнь. Пришел Габи.

— Где твои вещи?

— Мне некуда ехать. Я могу остаться здесь? — на мужчину я не смотрела, теребила в руках платок, мокрый от слез.

Мужчина подошел, присел передо мной. Взял мои руки в свои, поцеловал их.

— Конечно можешь. Только пообещай когда-нибудь простить меня. — Я кивнула.

— Я приготовлю ужин, умойся.

Вот так, не расспрашивая, не теребя мои раны, мне разрешили остаться. После этого разговора отношения между нами стали налаживаться. Мы все больше говорили об отвлеченных вещах. И я, и Габи стали улыбаться, радуясь небольшим победам, и достижениям друг друга.

В один из дней ко мне забежал младший сын старосты.

— Мила, МИЛА!!! Там Габи мужики несут, его на охоте зверь сильно подрал!

Я выбежала из дома. В нашу сторону двигалось несколько мужчин, неся окровавленное тело. Я закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Габи занесли в дом, положили на стол. Я разрезала одежду, осмотрела. Так много ран, так много.

— Не нужно. — Габи схватил мою руку.

— Я умираю. Выйдите, я хочу попрощаться с сестрой. — Я закусила губу, чтобы не закричать от отчаяния, по щекам катились слезы.

— Габи, как же так?

— Все правильно, девочка, все правильно. Карма она такая. Ты прости меня. Видишь как оно. У многих прощения просить нужно. У тебя особенно. Я же всю жизнь жил, как будто черновик писал. Думал, что переписать смогу. Что жизнь и не начиналась еще. А она уже закончилась. Единственный светлый огонек в ней — забота о тебе. Даже если попаду в преисподнюю, воспоминания о нашей с тобой жизни не дадут мне пропасть в пучине наказания. Кто же знал, что можно быть счастливым и в богом забытом месте? Что достаточно видеть лучики счастья в любимых глазах, держать за руку, знать, что ждешь.