— Нечего мамке перечить, — проворчала Урсула, но сейчас же взвыла, согнулась и сунула руку между коленей. — Сломала, — протянула она. — Больно.
— Урсула, — бросился я вперёд. — Всё хорошо?
— Кажись, руку, юн спадин, сломала.
— Можешь Клэр помочь отговорить? — выпалил я в надежде, что хотя бы старая солдатка осталась в здравом уме и трезвой памяти.
— Да, если кому и умирать, так это мне вместо дочери, — прошептала Урсула. Она выпрямилась, прижимая к животу правую руку, кисть которой уже начала отекать, а левой потянула из ножен кошкодёр.
— Семейка, блин, — сдавленно процедил я и поглядел за спину Урсуле. А там, на полянке у костра, отошедшая от тошнотиков Ребекка уже собиралась вешать убийцу. Женщину скрутили и пинками толкали к ближайшему дереву, услужливо протягивающему крепкие на вид сучья.
— Простите грешную! — истошно орала та, всё норовя пасть на колени, чтобы подползти к леди Ребекке и поцеловать сапог, но её всякий раз вздёргивали на ноги и снова толкали к краю поляны.
— Демоны не оправдание! — сурово вынесла приговор рыцарша.
— Требую суда! — заскулила женщина, опять упав на траву.
— Я здесь суд! — отчеканила леди Ребекка. — А ты убийца!
— Пощады!
Я нервно сглотнул, глядя на разворачивающуюся передо мной сцену, а потом ухватился за рукав Урсулы. В голове кружились совсем уж безумные мысли.
— Беги к ним, скажи, Клэр требует жертву для ловли демона на живца. Только быстрее, а то повесят.
Урсула застыла на месте, но согласно тряхнула головой, словно пьяная:
— Да. Скажу. Но сперва дочку свяжу. Юн спадин, у тебя верёвка есть?
— Бли-и-и-н, — закричал я по-русски, а потом перешёл на местный: — Её же повесят сейчас!
— Не повесят. Госпожа сперва нравоучения расскажет — о боевом сестринстве, о чести и долге, — качнула она головой, словно персонаж из фильма про бриллиантовую руку. Не хватало только: «Руссо туристо! Облико морале».
— Это хорошо, что не повесят, — выдохнул я.
— Повесят, — ответила вместо этого наёмница, сунула короткий клинок в зубы, перехватив его посередине, и начала стягивать с себя здоровой рукой пояс. — Но я успею, — невнятно завершила она.
А на краю поляны истошно вопящую о прощении женщину уже поставили на скамейку и теперь прилаживали к суку верёвку.
— Бл…! — снова вырвалось у меня, и я чуть не кинулся к Ребекке, в стремлении уже самому упасть перед ней на колени. Ну не надо вешать. Пусть преступница отработает виру за убийство — в этих землях есть такое допущение в законах. Ну почему бы сейчас его не применить?
Я набрал воздуха в лёгкие, готовясь рвануть к месту казни, но Урсула, которая уже придавила бессознательную дочку коленом, указала кивком куда-то в лес: