— Я тогда ещё немного вздремну, — произнесла Лукреция, театрально потянувшись. А я заметил небольшую записную книжку в ее руке. Но начинать истерику и обвинять ее в шпионаже без оснований — глупая затея. Хотя…
— Не буду мешать, — снова улыбнулся я. — Но осторожней с пломбами — они волшебные. На них проклятье: кто их сорвёт — матка отвалится.
Лукреция брезгливо поджала ноги и поправила плед, накинутый поверх лавок.
Сделав невинную физиономию, я отошёл от фургона.
— Матка отвалится? — нахмурившись, спросила Катарина. И я кивнул, изо всех сил стараясь оставаться серьёзным, но самому хотелось засмеяться в голос: чувство юмора у девушки отсутствовало напрочь, вообще.
— Не яси, — пробормотала она. — Никогда не любила проклятья. Вот пуля в живот — это понятно. Нож под рёбра — тоже. А проклятья не люблю. Никто их не любит.
Я вздохнул и обратился к внутренней помощнице:
— Система, выдели сигнатуры «Марта» и «Лукреция». Очисти от них запись сигнала за последние три минуты. Воспроизведи.
— Воспроизвожу.
Из какофонии по очереди пропали скрип несмазанных петель и нотки ксилофона под аккомпанемент одинокой скрипичной струны. Остался какой-то невнятный шум, словно из старых динамиков.
— Усилить.
Шелест стал громче. И с каждым разом он становился отчётливее. Одновременно с этим в дополненной реальности появилась отметка, обозначающая поле относительной шириной примерно в двадцать градусов, откуда исходил сигнал. А потом метка резко сместилась, словно источник обежал поляну и застыл в противоположной стороне.
— Черт, — выругался я. — Система, произвести фильтрацию в реальном времени.
— Выполняю.
От звука стало не по себе.
«Ненавижу», — хрипел голос, словно записанный на сильно поцарапанную виниловую пластинку. «Ненавижу», — повторял он раз за разом.
— Определить местоположение! — в голос выкрикнул я, начав быстро озираться. Но ничего необычного видно не было.
«Ненавижу!» — начал кричать голос, сменившись скрипом пенопласта по стеклу.
— Что случилось? — доставая пистолет, спросила Катарина, которая ела уже третий кусок сыра, пока я проводил анализ. Недоеденный кусок упал ей под ноги, и вскоре второй пистолет оказался в руках храмовницы.
— Не знаю, — растерянно ответил я. Крик метался по поляне, не желая затихать, а потом вдруг обрёл плотность.
— Ненавижу! — заорала одна из солдаток, вышедшая в этот момент из леса с охапкой хвороста. Она выронила свою ношу, неспешно, как киношный зомби, достала топор из-за пояса и на ватных ногах направилась к ближайшей сослуживице.
У меня волосы дыбом встали на голове — и не только. А по поляне разнеслись вопли: