– И тебе нальют?
– Не в этом фильме. Хотя известен случай, когда одна так называемая вампирша выпила почти все пиво, пока ее доставляли к месту казни. Хоронили ее, надо полагать, с особенным удовольствием. А мне пива не достанется, только чеснок.
Под прицелом двух камер и взглядом режиссера статисты бодро копали могилу, разбрасывая комья земли. Марина стояла неподалеку, сохраняя высокомерное выражение лица. Крестьяне связали Матвею руки за спиной, подтащили бутафорский гроб, продолжая пить, петь и улюлюкать. Пламя факелов металось под налетевшим ветром, растрепало Матвею волосы. Даша смотрела не отрываясь, как будто кино ей показывали уже сейчас. Вот Далимир говорит старосте:
– Послушай, Ондржей, мы с тобою сколько вместе пили, жили сколько? Я разве не помогал, когда ночной пожар случился? Твою жену из пламени вынес.
– И не обгорел совсем, ибо ты исчадие ада! – кричит в ответ староста. Он нервничает, потеет, постоянно трет руки и не совсем уверен в том, что творит.
– А ты, Збинек? – обращается Далимир к другому мужику. – Я ли не вылечил твою дочь?
Мужик плюет себе под ноги и отворачивается.
– А ты, Хранка?..
– Не давайте ему заговорить себя, – громко произносит Эстелла. – Он опутает вас чарами.
Крестьяне орут; за мгновение до того, как Далимира укладывают в гроб и начинают опускать в могилу, он одними губами спрашивает у Эстеллы: «А ты?..»
– Стоп! Так, еще дубль, и не один, я хочу крупный план, и Матвей, будь любезен, уцепись за землю, расставь ноги чуть шире. Когда они тебя будут укладывать, засмейся и скажи это свое – «не ведаете, что творите». Именно тогда, когда тебя будут опускать в гроб, мне нужна эта фраза в движении.
– Да, хорошо.
– Марина…
Даша подбежала, чтобы подправить Матвею грим, Лика быстро елозила кисточкой по лбу «заблестевшего» старосты – пожилого чеха, получившего образование в МГУ еще в советские времена. Юрьев что-то говорил Марине и экспрессивно размахивал руками, а она величественно кивала, не выходя из роли.
– Как? – шепотом спросил Матвей, пока Даша снова подрисовывала ему веки, и она показала большой палец.
– По местам! – крикнул ассистент режиссера, а кто-то из реквизиторов взвыл замогильным голосом:
– Тащите гроб на колесиках!
И все захохотали, и даже Марина улыбнулась, и через минуту актеры снова скалились в камеры, укладывая Матвея в тот самый гроб, и трагизм мешался с закадровой комедией.