Вместо этого я вспоминаю, что видел точно такие же занавески в музее блох в институте исследования чумы. И в этом музее среди заспиртованных экземпляров были и живые блохи на живых животных. Хомячки и крысы были заперты в глухих стеклянных посудинах или узких стальных клетках. Заперты вместе с блохами. Насекомые ползали по стенкам, мелькали в болезненно редкой шерсти, и в маленьких глазах грызунов застыли тоска и ужас.
Наконец Кристина замирает. Ее пальцы лежат на моей груди, словно снег на листве, готовые соскользнуть, лишь только я пошевелюсь.
Я смотрю на нее, как на возможность, которой не дано было осуществиться. Я не чувствую ни разочарования, ни стыда. Я вообще ничего не чувствую.
– Я бы хотел быть с тобой нежным, – говорю я, – но у меня не получается почему-то.
Крис смотрит в потолок. Одна нога согнута в колене, другая белеет на пыльном покрывале, как одинокая белая дорога. Я пытаюсь положить руку на ее холмик внизу, но она резко сводит бедра и отталкивает меня.
Мы садимся по разные стороны кровати спиной друг к другу.
– Не расстраивайся, – говорит она. – Тебе, наверное, сейчас не до этого.
Кристина надевает майку, я торопливо натягиваю штаны. Мне хочется в туалет, я чувствую, что мой мочевой пузырь переполнен после выпитого пива.
Я поднимаюсь и иду в полутемный коридор, шарю по стене, включаю свет и, встав над унитазом, долго не могу начать мочиться, несмотря на сильное желание.
– Знаешь, ты права, – говорю я ей, когда мы встречаемся на кухне. Крис уже совсем оделась, лишь на лице еще не исчез румянец. – Юность уже ушла, и нет времени для новых людей.
Наверное, мне нужно попрощаться как-то иначе, но я не нахожу таких слов. Вместо этого я чувствую себя героем анекдота, который с искренней иронией мог бы рассказать еще несколько лет назад. Но рано или поздно жизнь загоняет тебя в ловушку, загоняет беззлобно, но беспощадно. Раз и навсегда.
– Сапфир я оставляю себе, – говорит Кристина, – мне он нравится. Ты не против?
– Не против, – говорю я.
Пусть остается. Возможно, я сюда еще вернусь когда-нибудь. Когда у меня не будет проблем с эрекцией и хоть немного спадет эта проклятая жара.
Машинально нажав на кнопку лифта, я обнаруживаю, что он уже работает. Пока я спускаюсь, звонит телефон.
– Да, – говорю я в трубку с опаской.
– Стасик? – Это Вадик, он произносит слова немного сонно, но со своей всегдашней интонацией беззаботного куража, – У тебя есть восемьсот баксов?
– Да, – снова говорю я чуть помедлив, – в чем дело?
– Мы можем купить сегодня вечером то, что ты так давно хотель.