Мое сердце начинает биться сильнее, и на ладонях выступает пот. Кабина резко останавливается, двери с лязгом разъезжаются в стороны.
– Я заеду за тобой в девять, – продолжает Вадик, – и мы отправимся в одно место. Все будет нормально.
Вот тут-то он не прав. Никогда в моей жизни уже ничего не будет нормально.
– Хорошо, – говорю я, – спасибо.
Вадик лишь усмехается в ответ. Я выхожу в солнечный день и щурюсь на свет. На горячем асфальте топчутся жирные голуби. Они утробно курлычут и клюют бесполезный мусор.
Я неожиданно чувствую легкое напряжение внизу. У меня наступает эрекция.
«Девяностые» прошли, теперь другие времена. Не могу сказать точно, в чем разница, но я ее чувствую. Пожалуй, главные моменты нашей жизни теперь будут вершиться в этот странный промежуток годов с нулями.
Мы едем с Вадиком покупать оружие. Я сгреб свои сбережения и сунул их в карман, к чему мне себя теперь готовить, чего еще ждать, для чего копить деньги?
Мы сидим вдвоем на заднем сиденье и молчим, глядя в разные стороны, как плывет вечернее небо с вешалками телевизионных антенн в вышине. Я думаю о том, что каждую секунду мы выбираем свою судьбу, и я вот сейчас выбираю свою.
Такси останавливается где-то на краю города в районе пятиэтажек, одинаковых, как копейки, различающихся лишь потертостью и годом выпуска. На дверях подъезда нет кодового замка, внутри пахнет борщами, кошками, старостью и печалью.
Мы поднимаемся на пятый этаж – Вадик впереди, я за ним, пряча в карманах потеющие ладони.
– Ты лучше молчи, – инструктирует он меня, не оборачиваясь, – я обо всем уже договорился, а вам лучше даже не знакомиться.
– Да, – говорю я, – конечно.
За обыкновенной железной дверью нас встречает худощавый мужик в серых брюках и выцветшей сатиновой рубашке. Это Помидор, вор в законе, как успел объяснить мне Вадик.
Помидор гладко бреет череп, на впалой щеке у него глубокий шрам, бесцветные губы все время будто неопределенно улыбаются, дыхание Помидора несвежее как сыр, долго пролежавший на солнце.
Он подает мне холодную сухую ладонь, а Вадика обнимает, должно быть, они в хороших отношениях.
– Проходите на кухню, – говорит он, – девочки вам сейчас чего-нибудь приготовят.
Мы идем на кухню. Провинциальная тоска – пятидесятикопеечные полиэтиленовые пакетики наклеены на стену над кухонной мойкой… для просушки. Выстиранные и распростертые – я смотрю на них с отвращением, я чувствую, что у меня начинает болеть зуб.
– Мои племяшки, – знакомит нас Помидор с двумя девицами. Совсем молоденькие, черненькая и беленькая, наверное, студентки. Маша и Таня, так их зовут. Они одеты в шортики, длинные ноги с выразительными коленками, облупившийся лак на больших пальцах внизу.