А я смотрю на них и думаю, что в жизни их пустота, но они винят в этом работу. В том, что не живут так, как хотят, в том, что у них нет денег и нет счастья, в том, что вечернее время предсказуемо и нагоняет телевизионную тоску. Они выходят в отпуск, но так и не уходят далеко от дома, как кошка не пускается в дальние странствия от знакомого подвала. Их быстро догоняет скука, но, чтобы не сойти с ума, они твердят себе, что отдыхают, что в отпуске жизнь течет не к смерти, а в какую-то другую сторону.
– У меня сейчас новая работа, – говорю я, чтобы перевести разговор на иную тему. – Новая… интересная работа, правда. На нее надо много времени. Пока я пишу, я не думаю про Лену и про все это.
– Только надо так, Стас, – говорит отец, опуская газету, – если расходитесь, то расходитесь. И все. Вся эта беготня друг к другу… Я этого не понимаю.
– Вы же никогда не расходились, па, – бормочу я, – вот ты и не понимаешь.
– Если вы даже помиритесь на время, все равно это ничем не кончится хорошим.
Я пожимаю плечами и прячу глаза.
– Ты еще молодой, – говорит мне мама. Она подходит сзади и гладит мои волосы и плечи. – Тебе нужна девочка, которая в десятом классе учится. Мне всегда нравились мужчины старше.
– По-всякому бывает, ма, – отвечаю я, но что-то мне подсказывает, что она отчасти права. Может, мне правда нужно найти какую-нибудь пигалицу и объяснить ей все, что знаю сам? И про то, что времени остается все меньше и меньше, и про то, что когда кому-нибудь врешь, и он тебе верит, создается впечатление, что ты неуловим, и про то, что нет никакой судьбы или призвания, а есть лишь наши тела, одинокие и горячие.
Я снова смотрю, как далеко отец держит газету, как он щурится, как изменилось и постарело его лицо. Мама обнимает меня за плечи.
– Тебе же нельзя жить одному, – говорит она, – тебя же заносит сразу.
Да, да… Я внутренне поддакиваю их осторожным словам. Я ведь тоже хотел, чтобы у меня была семья и красивые умные дети, чтобы сгинуло наваждение всей этой нелепой и чадящей жизни.
– Я работаю на выборах, – говорю я родителям, отвлекая их от тревожных мыслей. – Вы знаете нашего кандидата? С чего начинается Родина? Настоящий мужик, не трепло…
Отец хмурится, а потом расплывается в улыбке.
– Я не знаю, конечно, – говорит он, – но вроде бы правда нормальный мужик. Хорошее впечатление производит. Работает… И про землю он хорошо говорит, про природные ископаемые.
Мне хочется объяснить, что все это ложь, что нет никакой социальной справедливости и заботы о ближнем, а есть лишь фантазии нескольких креативных подонков вроде меня. Хотя, как знать, если бы мне кто-нибудь чаще говорил, что я хороший, все могло бы быть по-другому.