Боров, правда, не тот, что прежде, и это напоминает, что дни все-таки идут. Ссадины на лице не очень заметны, но когда он задирает рубашку, спина и ребра у него такие темные, словно он долго катился с горы.
Он встречает меня угрюмо, по всему видно, что движения причиняют ему боль, и если бы не я, то он лежал бы сейчас себе на своей вонючей тахте и курил. Вонючей, потому что покрывало на ней пропахло скисшим табаком, а пододеяльник и простынь Боров обычно меняет тогда, когда скопившийся мусор начинает колоть спину.
Я, понятное дело, за травой. Боров хорошо знает об этом и пускает в комнату без лишних разговоров. Хозяева что-то не показываются. О том, что сейчас с Васей, не могу и представить.
В комнате Борова снова сидит Юля. Она, похоже, ни на шаг от него не отходит, чем он заслужил такую привязанность, хотелось бы мне знать? Как вообще женщины любят мужчин?
Пытаюсь представить себе, что желаю сильных объятий, чтобы меня трогали между бедер, перед губами оказывалась головка члена… Ничего не чувствую, ни омерзения, ни похоти.
– Стас, я хочу, это, из-извиниться, – серьезно говорит Боров.
– Ничего, – говорю я, – не меня же так избили.
– Стас, они его четыре часа держали! – вскакивает с дивана Юля. На этот раз на ней джинсы, такие узкие, что внизу расщепляются надвое. В смысле там, где надо. Боже, как же я буду жить теперь без секса, когда Лена ушла. Надолго ли меня хватит, и вообще, смогу ли я с другими?
– Они нашли обрезы?
– Да. Нашли. Сразу же, они ведь лежали за домом, в кульке, а он порвался, когда упал.
– С-спрашивали, м-мои ли мол… – тихо говорит Боров.
– И что ты сказал?
Вместо ответа Боров мотает головой. И правильно, а что же он мог еще сказать.
Привычно, не дожидаясь приглашения, сажусь в кресло у журнального столика. Достаю пятьсот рублей и молча кручу в пальцах.
– Я больше не банкую, – угрюмо говорит Боров, – хату могут еще шмонать несколько раз.
– Да ладно… – я хочу обратиться к Борову по имени, но спохватываюсь, что не помню, как его зовут. – Я буду последний клиент, хорошо?
Боров произносит что-то коротко и невнятно. Юля принимается откусывать заусенец на большом пальце. Это не сексуально вообще-то, но мне иногда нравится, когда у женщины под ногтями грязь.
Я очень отчетливо представляю себе Юлю лежащей с раздвинутыми ногами на этой грязно-зеленой тахте. Она пьяна, под глазами темнеют глубокие круги, губы слегка опухли и горят нездоровым огнем. Вагина хорошо видна, редкие черные волоски намокли. Юля ссыт прямо под себя, ничего не соображая одурманенной головой. Майка сильно задрана вверх, специально задрана, чужими руками. Между ее ног темнеет пятно, в комнате легко, почти приятно пахнет мочой.