Ашот застегивает вторую пару наручников на свободных запястьях. Теперь, чтобы освободиться, гопникам придется синхронно взбираться на самую макушку. Должно быть, сейчас им стало по-настоящему страшно. Я бы на их месте просто усрался. А может, и нет.
– Ладно, мы торчим вам капусту, хорошо! – взвизгивает тот, что поменьше. – Сколько мы должны?
– Хе-хе-хе, – смеется Слон. Смех выдает все его вонючее нутро. Интеллигентный тембр еще ничего не значит, это просто природа. Если хотите раскусить кого-либо, просто рассмешите его.
– Черт, не надо, – говорит Деня. Сцены пыток не для него, все равно, что показывать порнографию ребенку.
– За–мол–чи, – тихо произносит Вадик, – маленькое ссыкунишко.
– Так тебя интересует, пидор ли я? – говорит он, обращаясь к толстому гопнику. Тот не отвечает. Вряд ли кого-нибудь сейчас волнует его ответ.
– Этого человека, – Вадик поворачивается к Ашоту, – очень интересует, не являюсь ли я пассивным педерастом? Я правильно говорю, Стас? С точки зрения языка?
– Да, – отвечаю я. В моей руке все еще зажат тот самый пятак. Это был плохой вечер.
– Видишь, Ашот, я говорю правильно.
Мне не очень-то нравится это ребячество. Сейчас гопоту будут опускать. Цинично и весело.
Слон медленно поднимает черную дубинку и дважды бьет толстого по почкам. Бьет так, что толстый валится с ног, и, должно быть, совсем бы завалился на прошлогоднюю листву, если бы не наручники.
– Не бейте меня, не бейте меня, – жалобно бормочет тонкий.
– Оп! – глухо крякает Слон и опускает дубинку ему на спину. Гопник изгибается скобкой и пронзительно вскрикивает. Ашот берет его затылок в свою черно-розовую лапу и шарахает лицом о дерево. Потом еще раз. Потом еще.
– Стой-на, – он не дает бедолаге упасть, ухватив его за уши. Сморщенное, зашедшееся криком лицо Ашот поворачивает к нам. Слон достает Zippo и зажигает огонь. В крови и соплях темнеет какая-то грязь.
– Хватит. Давай второго, – говорит Вадик и сам первый пинает скрючившееся на земле тело. Охранники лениво ухайдокивают Коляна ботинками.
– Помогите! – кричит тонкий. Слон снова бьет его дубинкой по спине, и гопник давится своим криком.
– Заткнись, говно, – говорит Вадик. Наконец, они отходят в сторону. Пристегнутые, не в силах освободиться друг от друга, уже не пытаются встать на ноги. Колян упирается коленями в землю и по-лягушачьи растопыривается. Мне вдруг хочется ударить его по яйцам, буйный садизм легко передается в полутьме.
– Толстяка очень интересовало, не пидор ли я, – повторяет Вадик.
– Интересовало??! – орет он в окровавленное лицо. – Так вот. Я – не пидор! А ты! Ты ИМ сейчас станешь!