– Тебе кажется, – говорю я. – Времени столько же прошло. Минут пять, не больше.
Червь только ухмыляется в ответ. Он курит длинную сигарету, по-женски, не опуская руку, а поддерживая себя снизу под локоть. В соседних домах загораются окна, образуя бессмысленные знаки из сочетаний света и тьмы. Небо над телевизионными антеннами теряет синеву, обретая ночную звездно-черную гамму. Сто процентов черноты в безлунную ночь.
Наконец Димедрол возвращается к нам. Он тоже недоволен.
– Дерьмо дело, – говорит он, – у меня гандон лопнул. Эта сука его прокусила. Мне только гонореи не хватало.
– Вряд ли у нее гонорея, – успокаиваю его я.
– А ты ей промеж ног нюхал, что ли?! – горячится Димедрол.
Проститутка выбирается с другой стороны. Она что-то комкает в руке и бросает куда-то в сухую и пыльную траву.
– Я сегодня увижу деньги? – нервно спрашивает она, – мне кто-нибудь заплатит, а?!
Я гляжу на огни улицы. Я вдыхаю воздух, пахнущий дымом. На Юге летом часто пахнет дымом. Вот он я, обновленный, впервые изменивший своей жене.
– Сколько тебе? – спрашивает Димедрол.
– По сто пятьдесят с каждого, – говорит проститутка, – четыреста пятьдесят всего. Это нормально, там на объездной бабы больше берут.
– Триста хватит, – решает Червь, – по сто пятьдесят ты с отдельных клиентов снимать будешь, а нас трое! Так дешевле, понимаешь?
– Хрена ты мне гандон прокусила?! – снова спрашивает Димедрол, – я теперь свою телку заражу чем-нибудь. А если б у меня жена была, а?
Я лезу в бумажник и начинаю считать сторублевые купюры, но Червь останавливает мою руку. Его пальцы какие-то влажные, словно он вымазал их своим бесплодным семенем.
Проститутка делает шаг к нам, но подойти вплотную опасается. Мимо проносятся светящиеся как елочные гирлянды вечерние машины, мы наверняка привлекаем внимание, разыгрывая такую сцену на обочине. Девушка мнет в руках свою сумочку, ее губы вытягиваются в плотную линию. У меня першит в горле от выхлопных газов и отравленной придорожной пыли.
– Ладно, триста, – говорит она чуть не плача.
Червь недобро улыбается. Я чувствую, что меня сейчас стошнит. А чего я хотел здесь, на обочине? Мимолетного счастья? Я по привычке ищу счастья, не думая о том, что большинство людей так и живет в мире, не имея счастья. Мужчины и женщины – проститутки и их клиенты – все скучно и невыносимо, и может быть, не дай-то Бог, я так и не найду повторения Лены, не ее двойника, нет, а опять счастья.
– Да пошла ты! – говорит Димедрол, – у меня лично денег нет. Ты б поинтересовалась сначала, так что сама прощелкала.