— Насмотрелся? — резкий шепот в ухо.
— Нет. Мне тебя всегда было мало.
Смеется. Отпускает, отталкивает, отходит на несколько метров, садится на огромный валун у воды. Смотрит на гладь озера. Долго смотрит на воду и молчит, и я молчу, и на нее смотрю. Сейчас она как из камня. Как продолжение этой каменной глыбы. Такая же одинокая, сильная, холодная. Кто же сделал тебя такой? Кто заставил так измениться? Сейчас я понимаю, что она имела в виду, когда говорила, что стала другой. Вспоминая ту веселую девчонку, с которой мы прыгали через костер и, смотря на эту женщину, общего найти ничего нельзя. Сейчас от нее исходит сила и опасность. Но я должен понять, тогда, возможно, и принять смогу.
— Ты обещала мне правду, — решаю я нарушить тишину, — я сделал выбор. Я хочу ее знать.
— Думаешь, готов? — смотрит на меня, как будто сканируя.
— Уверен, — отвечаю я.
— Ты сам так хотел. Что ты знать хочешь? — отворачивается снова к воде.
— Все. Начиная с того вечера. Мой день рождения восемь лет назад. Когда ты убежала. Что дальше было?
— Ты знаешь. Я, как и положено наивной влюбленной дуре, побежала к речке. На наше место.
— Тебя рыбак видел, как ты заходила в воду.
— Да. Захотелось мне освежиться. Проплыла и на берег вернулась. А там меня уже ждали.
— Кто?
— Понятия не имею. Очнулась я уже далеко от того места.
— Где?
— Сначала не знала где. Поняла намного позже. У родственницы твоей. Зухры.
— Б*ять! — знаю я это место. Для чего оно предназначалось. Перевалочный пункт. Туда девчонок свозили. Подготавливали, держали, пока партию готовили.
— Вижу, понимаешь, о чем я. Не только меня туда отправил?
— Я туда никого не отправлял. Но о чем речь, понимаю.
— Сам не отправлял? Не любишь грязную работу?
Уверенно говорит. Все оправдания бледно выглядеть будут. Но молчать я тоже не могу.
— Думаешь, я тебя в расход пустил? Думаешь, специально заманил?
Молчит. Понимаю, что прав. Так и думает. Подхожу ближе.
— Посмотри на меня, — прошу.
— Зачем?
— Я не врал тебе. И о делах Барона я тогда не знал.
— Когда узнал?
— Не скоро. Он долго скрывал.
Усмехается.
— Не продавал, значит, девчонок. Не знал. А когда узнал?
— Это долгая история. Хочешь, об этом потом поговорим. Но я свои долги, как мог, вернул. До сих пор возвращаю.
— Как? Свечки за здравие ставишь? После того, как в закрытых клубах рабынь имеешь?
— В моих клубах нет рабынь.
— А кто есть? Ш*лавы, которые этого сами хотят? Так, по-вашему, бабы все ш*лавы. Нам так и говорили!
Темнеет в глазах. Значит, продали ее все-таки. Дышать становится трудно. Стоять тоже тяжело. Сажусь на землю, придавленный этой правдой, как гранитной плитой. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Опираюсь спиной о каменную стену. Упираюсь затылком в холодный камень, закрываю глаза.