Сейчас я начала уже работать преподавателем танцев у детей. Эти маленькие создания, их неиссякаемая энергия и позитив передаются и мне. Захар не знает о моей подработке. Или делает вид, что не знает. Вообще, после того случая он ослабил контроль, даже на пару месяцев потерял ко мне интерес. Потом вернулся, но я уже не ощущала на себе того маниакального контроля. Он больше не следил за мной, он просто предупредил, если изменю ему — убьет обоих. И если раньше я могла воспринять это как плохую шутку, то после того, как он собственноручно убил во мне своего ребенка, я ему верила и боялась.
Раньше во мне жила любовь, а теперь панический страх и ненависть. Я действительно боюсь Захара, стоит ему взглянуть на меня злым взглядом, все внутри замирает, и я лишаюсь воли. Я превратилась в совершенно слабую, никчемную игрушку, у которой даже нет сил бороться. Я больше не строю планов на будущее, живу одним днем, бегу с радостью в студию танцев и как на каторгу возвращаюсь домой, потому что в любой момент может раздеться звонок в дверь, и придет он. Хотя последнее время он стал приходить не так часто. Иногда раз в неделю, иногда реже. Я перестала сидеть дома, стала выходить гулять. Я вспомнила о подругах и знакомых, мы снова стали общаться с Наташкой Соколовой, мы с ней учились вместе в универе, только она на три курса старше. Я заряжалась от нее энергией, уверенностью, способностью быть хозяйкой своей жизни. Про Захара она знала, но без подробностей. Думала, что в моей жизни он просто женатый любовник, а не бросаю я его потому, что люблю. Неприятные подробности я не рассказывала, хотя она всегда мне советовала бросить Захара. У меня не хватало духа рассказать Наташе, что я просто маниакально боюсь этого человека, и что он не позволит мне уйти.
Вот так я и живу сейчас. Иногда мне хочется оборвать этот бесполезный бег. Вот, например, сейчас. Пойти и выйти из окна. Или броситься под машину. Потом вспоминаю, что завтра меня ждут мои детки. У нас скоро конкурс и надо готовиться. А Захар теперь точно не придет 2 недели, я слышала, как он обсуждал свою командировку с кем-то. Это ли не повод пожить еще. Поэтому снова собираю в кулак остатки сил. Встаю и иду в ванную так, как будто на ногах железные колодки, а на плечи давит мешок с песком. Пытаюсь тяжело вздохнуть, чтобы сбросить с себя эту тяжесть. Получается плохо, но я привыкла. Завтра будет новый день, и, может быть, станет легче.
Смотрю на вывеску бара и думаю, что я здесь делаю? Мне больше нечем заняться, кроме как присматривать за безмозглыми курицами, в которых угораздило втрескаться моим друзьям? Бред какой-то. Но сидеть в баре с этими двумя параноиками тоже надоело. Вот что с нормальными мужиками делают бабы! Такое ощущение, что у них есть секретный прием, которым они вскрывают мужикам голову, и мозг у них утекает. Раньше я думал, что это сорт мужиков такой, которым только дай повод за бабой пострадать, но мой друг Костян всегда был нормальным. Сколько мы с ним всего пережили, сколько девок в молодости попортили, да и потом неплохо зажигали под настроение. Вот о ком, о ком, но о нем я бы такого никогда не подумал. И вот на тебе. Сегодня у Кости мальчишник и он, вместо того, чтобы наслаждаться последними днями свободы, сидит и переживает, не влипла ли его невеста в неприятности. Я-то думал, мы оторвемся по-взрослому, с морем спиртного и девочками, а вместо этого слушал весь вечер переживания о том, как там дела у Наташеньки с Вероничкой. В итоге эти два параноика, Костя и Егор, уговорили меня поехать в бар, где зависли девки, и присмотреть, чтобы с ними ничего не приключилось. Я сначала упирался, потом понял, что в их компании вообще мозгом двинусь. И вот теперь я сижу за барной стойкой и пью виски, поглядывая на веселую бабскую компанию.