Некоторое время после моей последней фразы мы стоим молча. Я надеюсь, что Моноган откланяется и уйдет, но он лишь продолжает сверлить меня своими глазами.
— Позволите представить вас моей жене? — наконец говорит он.
Все мое тело вздрагивает, но права отказаться у меня нет. И вот я иду к краю площади, где нас ждет коляска с самой худой женщиной, которую я когда-либо видела. Опалые щеки, круги под глазами. Невообразимо мерзкий чепчик, плохо скрывающий отсутствие волос. Госпожа Моноган явно больна. Вот от чего этот человек купился на уловку Амелии — он знает горе болезни. И вот почему мы теперь влипли сильнее некуда — такие люди не прощают розыгрышей.
Мы с женой Моногана обмениваемся приветствиями. Немного говорим о погоде и детях, которых у Моноганов, кстати, нет. Но мы говорим о моих. Этого достаточно. Когда же госпожа Моноган просит ее извинить, ее муж отводит меня от коляски с больной.
— Графиня, — тихо говорит он, — Я всегда держу обещания. До выплаты долга у вас осталась неделя. Но сегодня я хочу предложить вам и другой выход.
По моему телу бежит дрожь. Но я молчу, ожидая слов этого человека.
— Моей жене очень понравились ваши волосы, — продолжает Моноган, — И я прощу ваш долг, если вы отдадите их нам.
— Мои…волосы?
— Да. Моей жене нужен парик, — холодно чеканит Моноган.
Я благодарю его за предложение, прощаюсь и молю луну, чтобы мой план удался.
Амелия выходит из книжного с новой книгой в одной руке и Гербертом Бретинским в другой.
Возле магазина Герберт протягивает моей падчерице еще какой-то томик. Та краснеет. Улыбается. Отказывается, но потом все же берет его.
После чего Герберт целует Амелии руку, садится на коня и, помахав на прощание, уезжает.
Я наблюдаю за всем этим из кафе напротив. Денег есть только на чашку чаю, но это не важно, когда у Амелии столь хороший день.
— Маменька! — присоединяется ко мне падчерица, — Надеюсь, вы не слишком долго ждали меня?
— Все хорошо, Амелия, — устало говорю я, умалчивая об инциденте с Моноганом, — Но нам действительно пора. До Хилсноу сорок минут пешком, и скоро будет темнеть…
Амелия все понимает, мы расплачиваемся и быстро выходим на дорогу к поместью.
— Я видела тебя с юным графом Бретинским, — говорю я, удостоверившись, что мы наконец одни.
— Да, Герберт подарил мне томик своих любимых стихов! — гордо показывает мне книгу Амелия.
— Стихи — почти любовное признание, — открыто говорю я.
Амелия краснеет.
Остальное не должно меня интересовать, но все же я спрашивают.
— Амелия, тебе нравится Герберт?
Падчерица смотрит на меня, потом на книгу в руках, и лишь затем отвечает.