Это внезапно сложно — вот так повиноваться да еще и осознавать — да, меня наказали.
Наказали! Меня!! И довольно унизительно наказали, снова выломав руки моей самооценке.
Хотя… Ведь нельзя же сказать, что я не заслуживал…
И да, она ведь нарочно со мной вот так бесцеремонно — и я будто заново переживаю тот момент, когда она в первый раз швырнула меня на колени в ресторане. Тот, такой унизительный момент для меня как для босса и мужчины, но … Именно от него в моей крови сейчас начинает просыпаться возбуждение.
Бляха…
Вот оно — откровение сегодняшнего дня. Мне нравится стоять в углу. На коленях!
Раз госпоже так угодно меня наказать…
— Ты можешь встать, Верещагин, — от этой фразы Ирины, у меня будто лопается невидимая петля, давившая на горло, — вставай и проваливай. Ты немыслимо меня раздражаешь.
Плохо.
Очень плохо!
Я ни на что не рассчитывал сейчас, я ехал только разобраться с Зарецким, потому что это было совершенно невыносимо — знать, что эти двое тут могут… Он может быть для Ирины… Вместо меня.
Да, я помню, я отказался. Я даже решил, что не позволю себе стать этой её подстилкой у её ног…
Но…
В конце концов — никто не узнает. Не это ли мне говорила Ирина, еще когда мы с ней были на работе.
И какой я был кретин, что тогда отказался от того, на что сейчас уже согласен.
Недолго я выдержал.
Суток не прошло.
— Ты меня не слышал? — каждый звук её голоса, будто осколок, скользящий вдоль по моей спине и прочерчивающий еще одну кровавую дорожку.
Вот только реальная боль лучше. У неё настоящий вкус.
— Я вас слышал, Госпожа, — хрипло откликаюсь я.
— Тогда вставай. И проваливай. — Игнорировать прямой приказ в моем состоянии довольно сложно. Повиноваться выходит инстинктивно — я не успеваю даже особенно взбунтоваться против её приказов, ноги уже подняли меня с колен и сделали шаг к двери.
Дверную ручку я стискиваю так, будто намерен отломать её и прихватить в качестве сувенира из Тресса.
Смотрю на Ирину. На эту изящную стервочку, что сидит в своем кресле, закинув ногу на ногу и глядя не на меня. Мимо.
Почему-то это и возмущает меня сильнее всего. Разве её внимание не должно быть сейчас моим?
Она так расстроена уходом своего проклятого Пэйна? Его она не игнорировала. На него она смотрела так, будто он — десерт на ее тарелке. Тоже, наверное, думает, что я не смогу его заменить.
А как смочь, если она не дает мне и шанса? Если все что у меня есть — моя интуиция и наглость.
— Верещагин, сколько тебе нужно времени, чтобы открыть одну дверь? — язвительно кривит губы Ирина, все-таки цепляясь за меня взглядом на мгновение. — Или без халдеев ты на этот подвиг не способен?