Впрочем, на отсутствие у Хмельницкой рабочего компа Третьяков ничего не говорит, лишь аккуратно закрывает дверь и падает на стул напротив меня.
— Я её туда точно не провожал, — откликаюсь я, выделяя маркером весь столбик таблицы. Где-то точно поплыли цифры поступлений.
— Тох, что у вас с ней, можешь объяснить? — Третьяков пялится на меня, будто пытаясь продолбить дыру. — Она тебе уже дала? Убивать не будешь, если я за ней приударю?
— Убивать — не буду, расчленять на части — обязательно, — цежу я все так же недовольно. И пусть это не мое дело, пусть я не собираюсь спать с Хмельницкой, но этим долбоебам — моим друзьям — не стоит знать об этом. А мысль о том, что Третьяков или Смальков могут-таки добиться от этой сучки того, чего я себе позволить не могу — выводит из себя.
Я и так помешался на ней настолько, что другие бабы мне просто ни на ум не идут, ни либидо не устраивают. Отлегло бы еще…
Игнат открывает рот, но выдать ничего не успевает. Дверь кабинета Хмельницкой открывается снова.
В кабинет влетает Наталья, запыхавшаяся и охреневшая. Волосы растрепанные в разные стороны торчат.
— Антон Викторович… — она захлебывается воздухом.
— Я слушаю, слушаю, — терпеливо бросаю я, отодвигая папку от себя.
Ну что, налоговая все-таки приехала? Вроде раньше следующего месяца не должна. Или кто там еще может быть?
— Там Ивановская с Хмельницкой подрали-и-ись! — выдыхает Наталья чуть отдышавшись.
Вот только этого мне для полноты счастья еще не хватало!
Глава 22. Ирия
— Да уберите вы руки, Геннадий Андреевич, — не выдерживаю я, потому что Смальков опять лезет со своим льдом к моему лицу. И ладно бы в руки дал пакет — ага, сейчас. Нет, лезет ведь сам. Блин, вот что у этих дятлов за обострение?
Вот так вот — увидели меня в одних трусах, кажется, это стало самым незабываемым событием в их жизни. Может, ему тоже очертить направление моих увлечений? Глядишь, у него, как и у Верещагина, сразу отсохнет, и я снова перестану расцениваться своим еще не бывшим начальством как секс-объект.
Я уже почти скучаю по своему скафандру, в котором я была для них всего лишь сухой воблой из бухгалтерии. Хотя нет, они обойдутся. Это проблемы моего начальства, как ему эти две недели до моего официального освобождения в штанах помещаться. Мне еще и об этом волноваться? Я переживу без этой весьма сомнительной ответственности.
— Ирина, не капризничайте, у вас синяк будет, — поучающе ворчит Смальков и снова тянется к моей скуле.
— Это неизбежно, — морщусь я, прекрасно знакомая с чувствительностью своей кожи. С третьего раза мне удается все-таки отобрать у Смалькова свой пакет со льдом и приложить его к лицу.