«Не знаю, что там у него с твоей сеструхой, но с Валентиной он давно дружил, еще со школы. Она его с армии ждала, фотку у Вовки из чемодана спер, узнает – прибьет.…»
Дальше Аля читать не стала, скомкала лист с силой и бросила в печь.
– Хватит! Есть дочь! Есть работа любимая. Скоро сентябрь, там, где ее настоящая жизнь, ждут те, кто никогда не предаст! Дети предавать не умеют!
***
– Тебе, алмазная, только попадьей быть, вон, королева! И полна и бела. Пава. Как живешь, красивая? Что не заходишь? Загордилася?
У калитки, посадив крошечную девчонку, завернутую в плохо стиранное цветастое одеялко, на крепкую большую грудь, стояла Райка. Черные глаза с поволокой, яркие, такие же красивые, как раньше, смеялись. Белозубая, с румянцем пробивающимся через смуглую кожу цвета слоновой кости, цыганка снова стала похожей на ту себя, прежнюю – горделивую красавицу. В июле ее мужа забрали за кражу коня в совхозе, и, видно, надолго. Попричитав для виду, Райка истово перекрестилась в сторону заката и, пошептав, попросила своего бога никогда не возвращать рома домой.
– Сдохни. Сдохни. Сдохни, – трижды прошептала она и сплюнула. Никто не видел, и никому не надо. Карты ему плохую дорогу показали, а карты не врут.
– Зайди, золотая, погадаю. Вижу, маешься. Да и Лачо тебя ждет…
Райка засмеялась, откинула за спину косы, туго стянутые концами косынки с красными кистями.
Геля подошла, приобняла Райку за плечи.
– Привет, рада видеть. Да и то, зайду вечерком с Иркой. Она любит с сыном твоим побегать. Зайду… Лачо скажи…
…
– Бааабб, дай мне… Ну Баааабааа…
Стоя босыми ножками на грубой половице, Ирка смотрела, как Пелагея ловко, точными движениями темных, слегка потрескавшихся пальцев, скручивает нитку, направляя ее к зубастому крутящемуся чудовищу. Тонкое, но большое колесо так быстро мелькало деревянными узорчатыми спицами, что Ирке казалось что около бабкиной бархатной юбки крутится солнышко. Ей очень хотелось сунуть ногу туда, где толстая педаль-колода сновала туда-сюда под бабушкиной большой ногой, обутой в войлочную тапочку, но Пелагея внимательно следила за внучкой, отгородив опасную зону мощным коленом, плотно обтянутым тканью.
– Нельзя, детка моя золотая. Щас вот глянь-ко, дед корову примет, тебе пряничек из ларечка достанет. А пока иди, вон на куколок подывысь.
На комоде стояли фафоровые ангелочки и слоники. Ирке редко разрешали их брать, но тут было не до них. Разлапленная, серая мохнатая нитка каким-то чудом превращалась в тугой ровненький моток, Ирка никак не могла понять, как это получается и ныла.