– Мааа, где папа?
Ирка уже хорошо выговаривала слова и, казалось, все понимала. И Геля видела, как она тоскует. Доставая очередной раз из-под подушки девочки Володину тетрадку, она подолгу сидела и тупо расправляла скомканные листы. Слез не было, просто горели глаза, как будто в них налили кипятку.
– Тебе, идиотке, надо встать на колени и ползти к нему, в рубище! – Анна смотрела зло, даже ненавидяще, – Такого мужика профукала. Он к ее ребенку, как к родному. Твою же засранную …опу мыл, когда ты тут валялась. Трусы обоссанные стирал. А ты? Ты мизинца его не стоишь. Иди – прощенья проси! Дура.
Геля не отвечала. Она понимала, что мать права, но сделать с собой ничего не могла. И только тоска, тяжелая, безысходная, темная душила липкой паутиной.
***
– Сергей, подойди на секундочку.
Компания старшеклассников собралась за сараем ближе к вечеру, уже на закате. Быстро смолили, зажав по-бандитски в горсти папиросу, передавали ее друг другу.
– Похожи на серых жуков… и жужжат так же. Мерзкачи!
Геля стояла у забора между сараем и огромным развесистым дубом, почти спрятавшись в его длинной вечерней тени. Вчера, на собрании, которое созвали в воспитательской, чтобы выяснить кто же виноват в мерзком избиении Андрюши, никто из ребят не признался. Вели себя нагло, спокойно и вызывающе, зная, что доказательств у воспитателей нет. Молчали все, даже близнецы, странно отводя глаза, говорили, что ничего не видели.
– Сергей, я поговорить с тобой хочу.
От кучки отделился длинный хлыщеватый парень. Он медленно, вразвалочку приблизился, обошел Гелю вокруг и, обходя спереди сделал неприличный жест, резко и неожиданно. Геля вздрогнула и отшатнулась. Остальные заржали.
– Ну… люба нелюбая… Чо хошь?
Он стоял, засунув руки в карманы пиджака, с выпяченной слюнявой губы свисал замусоленный окурок. Помахивало спиртным.
– Чо хошь – то?
– Ты, сволочь?
– Чо я?
Он обернулся, поманил свою свору.
– Не…, – самый разумный из гоп-компании, Яшка, помахал рукой отрицательно, – давай сам. Нас в свое дерьмо не вяжи, мусоров назовут, трусами не отмахаешься. Натворил, придурок.
Сергей повернулся к Геле снова.
– А ты седня приходи часиков этак к двенадцати. Мы и покумекаем. Я знаю кто бил. Придешь – скажу.
Он сплюнул папиросу, притянул Гелю за руку.
– Придешь, узнаешь, кто дебила твоего отоварил. А? Детка?
Геля выдернула руку, вытерла ее о платье.
– А что, думаешь слабо? Приду, жди. В двенадцать. Здесь, прям в сарае. И чтоб один, не тащи свору свою. Вдвоем говорить будем!
Сергей хлопнул себя по коленям
– О! Це дило! Подмыться не забудь!