– Вот, бл… Что это еще… Вов…
Она завернулась в простыню, единственное что было теплого в комнате, хотела прыгнуть на кровать, но сил не было. Да еще тошнило жутко, раскалывалась голова.
– Вовк! Твою мать, просыпайся. Помру ведь.
Володя открыл глаза, ошалело похлопал глазами, потрогал Гелю за плечо и пулей вылетел из комнаты.
– Ой-ей, что натворили, глупые…
Веселая круглая хохотушка -хозяйка, ойкала, мазала Гелю простоквашей и прикладывала к здоровенным волдырям на груди и ляжках прохладные гладкие листья какого-то неизвестного растения. Геля шипела, ругалась последними словами и чувствовала себя маленькой и несчастной.
– У мамы пятнышки, – Ирка трогала пальчиком веснушки, которые мелким горошком обсыпали Гелину белоснежную кожу, везде, где сошли ожоги, – Мама жирафка.
Геля яростно втирала в ненавистные веснушки отбеливающий крем… Но тщетно.
– Вы не тушуйтесь, Ангелина Ивановна, надо же, имя какое у вас замечательное. У нас все очень по доброму. Школа новая, передовая, мы тут за нее все горой, здесь вам будет славно…
Директор новой Гелиной школы, женщина, лет тридцати пяти, была похожа на милую черную галку, случайно упавшую с небес на землю. Она быстро ощупывала новую учительницу круглыми черными глазками и слегка подпрыгивала в самых волнительных местах своего рассказа.
– Мы вам четвертый, пятый класс выделяем, может шестой даже – классное руководство. У вас свое классное помещение будет, замечательное, светлое, на солнечной стороне. Так, только ж работайте, старайтесь, я во всем помогу. У нас питание хорошее, для учителей скидки, в продленных классах будете ужинать бесплатно…
Она все трещала и трещала, дотрагиваясь до яркой блестящей пуговицы на Гелиной парадной блузке толстеньким пальчиком с обгрызенным ноготком. За полчаса разговора Зинаида Ивановна, так звали директора, успела рассказать всю историю школы и судьбу, наверное, каждого учителя. Геля вертела головой, разглядывая достопримечательности – переходное знамя за достижения, вымпелы, грамоты, фотографии. Все было так…
***
Электричка, метро, трамвай… два с половиной часа… сразу столько часов… математика…
Она добиралась до школы очень долго. Ладно электричка, к ней она уже привыкла, ладно метро… а вот трамвай. Прождав его полчаса на продуваемой всеми ветрами площади, она минут двадцать тряслась по какой-то полупромышленной зоне. И лишь в конце пути появилось что-то похожее на город, только совсем новый, молодой, чужой. Яркие сине-белые новостройки, отливающие перламутром мелкой отделочной плитки в неярком августовском солнце, причудливо перемежались со старыми деревянными бараками и мутно-серыми хрущобами. Здесь совсем не чувствовалась привычная и родная атмосфера Москвы, её уютного Замоскворечья, здесь был иной мир. Она даже не могла решить – лучше он, хуже, но он был не её, чужой. Даже запахи – разрытой земли, известки и, почему -то коровника раздражали, будоражили даже.