— Я работаю у Каана. Простите, не знаю вашего имени, — мне приходится отстраниться от Каана, убрать руку, скрыть свою радость от этой возможности.
— Я Эше. Друг семьи, — на меня ей совсем не хочется смотреть, а вот на Каана видимо она готова смотреть часами. Увы, сам Каан полностью игнорирует присутствие девушки.
— Очень приятно.
— Что он в ней такого нашел, — на турецком произносит Эше, улыбается мне, я улыбаюсь шире. Каан вскидывает голову, Серхат внезапно давится.
— Наверное то, что не нашел в тебе, — на чистейшем турецком отвечаю, поворачиваюсь к Бергикану. — Правда, милый? — судя по блеску Каана, ему нравится это напряжение, лицемерие за столом. Эше бледнеет, хватается за бокал с водой. Бокал дрожит в ее руке. К счастью, в столовой появляется прислуга и разносит еду.
— Вино? — Каан формально спрашивает, наливает мне в бокал вино. Я стараюсь ни на кого не смотреть, но вот всеобщее внимание игнорировать тяжело. Господи, если постоянно вот жить в этом аду, быть постоянно начеку, думать, что говоришь и анализировать, что тебя говорят — это путевка в психушку.
Постепенно все между собой разговариваются, находятся общие тему и внимание ко мне ослабевает, а вот тепло Каана рядом я чувствую сильнее, чем когда-либо. Он общается с тетей на нейтральные темы, по-прежнему игнорирует Эше, иногда обменивается какими-то замечаниями с Серхатом и Эльван, оказывает это его сестра, невеста Серхата. Были еще тут братья-близнецы Серхата, Ясим и Яхит. Если откинуть в сторону недовольство Валиде и Эше, ужин вполне успешный.
— Мне нужно отойти, — я хочу побыть одна, так как у меня переизбыток людей. Я не привыкла к толпам людей в столь поздний час, если это не клуб. Каан непонимающе на меня смотрит, Эше сразу же расплывается в а-ля доброжелательную улыбку.
— Я провожу, — она встает, мне ничего другого не остается, как тоже встать. Не самая лучшая компания, но лучше, чем постоянно сидеть на иголках возле Каана. Он ничего не делает, не смотрит, не трогает, а я натянута, как струна, от его присутствия рядом.
Эше приводит меня в просторную ванную комнату, заходит вместе со мной. Я вопросительно смотрю на девушку. С радостью бы ей сейчас сообщила, что она может Бергикана забрать с потрохами и не изводить себя откровенной ревностью, но вместо этого подхожу к умывальнику и не спускаю с нее глаз.
— Будет тебе известно, что Каан был моим женихом.
— Был твоим, стал моим, — ее ревность меня забавляет. Открываю холодную воду, подставляю руки.
— Никогда! — шипит мне в спину. — Никогда он не будет твоим! Знаешь почему? — ее импульсивность завораживает. — Потому что он любит меня! Меня одну!