— Уходя на покой, он передал школу своему лучшему ученику…
— Ты знаешь его имя?
— Ясухиро Сейичи, отец нынешнего главы школы Ясухиро Кэзуо. В семействе Ясухиро по сей день хорошо помнят, что сделал для них мой прадед. В школе на алтаре всегда жгут воскурения в память об Ивамото Йошинори. Сенсей относится к нашей семье с большим уважением и признательностью. И я считаю, что мне…
— Продолжай.
— Мне недостойно этим пользоваться!
Отец замолчал надолго. Я даже успел немного погордиться столь складным ответом.
— Хороший ответ, — отец слышал мои мысли. — Честный, правильный. Но у каждого листа бумаги есть две стороны. На них могут быть разные записи. Ты не желаешь унижать нашу семью? Память прадеда? Очень хорошо. Но не унижаешь ли ты своего сенсея?
— Я? Чем?!
— Ты избегаешь его додзё?
— Да!
— Потому что мы не можем заплатить?
— Да!!!
— Разве этим ты не оскорбляешь его?
— Оскорбляю? Я?!
Ударь меня отец, я был бы удивлен меньше.
— Ты выставляешь уважаемого Ясухиро, пусть и ненамеренно, корыстным человеком. Стяжателем, который учит ради денег, и только ради денег. А если он учит тебя ради памяти твоего прадеда? Не крадешь ли ты у него возможность почтить Ивамото Йошинори доступным ему способом? Отплатить наставнику обучением его правнука, угодившего в трудные обстоятельства? Ведь не всё в этом мире меряется деньгами, правда?
У меня отвисла челюсть. Такое никогда не приходило мне в голову!
— Вымой ноги, — велел отец. — Надень выходное кимоно. И не забудь простую одежду для занятий. Мы идём в додзё семьи Ясухиро. Да, ещё… Напиши мне иероглиф «хадзи».
— Где написать?
— В воздухе. Возьми плеть и напиши.
Я повиновался.
— Хадзи, — отец повторил мой жест. Взгляд его пронзал меня насквозь, — означает «стыд». Он состоит из двух частей: ухо и сердце. Знаешь, что такое стыд? Это когда ухо не слышит голос сердца.
Нет, подумал я. Стыд, мой досточтимый отец — это когда я, преданный сын и наследник, хочу рассказать тебе о гнусных подозрениях, касающихся твоей жены и моей матери. Хочу, должен и не могу. Язык не поворачивается. Вот это стыд, да. Сердце говорит, ухо слышит, разум требует.
А язык, изменник, заледенел.
Впервые я пожалел о своем совершеннолетии. С ребенка и спрос никакой.
4
«Записки на облаках», сделанные в разное время монахом Иссэном из Вакаикуса
Люди привыкают ко всему, даже к жизни в раю.
Привыкли и мы. Приспособились.
Многое изменилось к лучшему. Я говорю не только о войнах. Например, сошло на нет убийство новорожденных. Его стыдливо называли «когаэси» — «возврат ребенка» — намекая, что дитя не просто убили сразу же после рождения. Дитя вернули в мир богов и духов, что, согласитесь, совсем иное, можно сказать, благородное дело. Так или иначе, младенцев, по большей части девочек, быстро перестали душить платком. Семьи, не желающие кормить лишний рот — или не имеющие такой возможности — столкнулись с куда худшей заботой. Отец или мать, придушив новорожденного, в течение трех дней превращались в слюнявых идиотов, ходивших под себя и громким плачем требовавших молока. Кормить их было дороже, чем младенцев, а прикончить обузу означало самому утратить разум.