Девки гулящие 3 (Куковякин) - страница 101

Ввел своей властью штабс-капитан военно-продовольственное положение и всё ему теперь дозволено. Мешочники слезами обливается, а он только посмеивается. Погодите, говорит, ещё не то будет…

Однополчане у Ваньки и Федора уважения не вызывали. Пьянствовали, население грабили, баб насиловали… Большая часть была больна сифилисом. Зерно, что реквизировали в одной деревне – в соседней меняли на кумышку. На все сто процентов согласился Иван с Федором, когда как-то сказал он, что у них в отряде одно пьянство да блядство – одним словом сплошной бардак…

Собрали хлебушек…

Уржум.

Ваньке и Федору в их заветное место надо, а они в Уржуме сидят. Ничуть к своей цели не продвинулись.

Сегодня им день отдыха дали – нельзя без передышки работать, от этого даже кони дохнут. Подольше поспали, поплотнее позавтракали и по городу решили пройтись – всё равно время убивать требуется.

У церкви знакомого добровольца из Вятки встретили. Он тоже от ума великого к москвичам присоединился – думал тут медом будет намазано…

– Доброго здоровья, Павел. Что, ходил свои грехи замаливать? – Федор земляку улыбнулся. В чужом краю земляк – почти как родственник.

– Здравствовать тебе, Федя. Здорово, Иван. Как живы-здоровы? – Павел шапку на голову натянул и с мужиками поприветствовался. Из Вятки они вместе выезжали, а потом их пути-дорожки разошлись. Ванька и Федор в Уржуме кукуют, а Павел в Елабужский уезд попал. На усмирение крестьян и отнятие у них хлебушка.

– У нас – ни шатко, ни валко. Ты то что здесь делаешь? В других краях вроде должен быть? – Иван у Павла поинтересовался.

– Командир наш в штаб за помощью примчался. Не можем мы своими силами с уездом справиться, противятся крестьяне. Ну, а я здесь при начальстве сопровождающим. – объяснил своё появление в Уржуме Павел.

– Так у вас даже пушка имеется. Не забоялись её деревенские? – подшутить Федор над Павлом попытался.

– Толку то от неё… По кустам только палить. Народ здесь милосердный и терпеливый, но до белого каления мы его уже почти довели. До озверения даже. Пока изымали урожай старых лет – они ещё терпели. Теперь же последние зернышки выгребаем… – сказал и тяжело вздохнул Ваньки и Федора знакомый.

– Да уж… – выразил своё согласие сказанному Федор. Сам он из деревни, понимает, о чем речь идет.

– Добрались мы на прошлой неделе до одной деревни. Сведения были, что там один хлебный туз живет. И правда – рядом с избой у него даже несколько копен необмолоченного хлеба стояло. Давно уж видно, как литые глыбы они стали. Зашли в амбар, а там – шаром покати. Припрятал он от греха хлебушек. Морячки наши его бить, он же всё равно не сознается. Бросили это дело и сами искать стали. Возились долго, но нашли. До самого вечера почти тайники его выгребали. Набралось много – всем отрядом грузили. Все тридцать подвод, что с нами были набухали. На каждую, считай, двадцать пять пудов входит. Самогонка ещё у него была. Вот и решили заночевать тут. Спать легли как всё до капли выпили. Морячки ещё с бабой его побаловались. Утром в уезд направились, но дорогой нас перехватили. Из кустов стрелять начали. Четверых сразу убили, а троих раненых там же в лесу живыми в землю зарыли. Когда землицей забрасывали, всё приговаривали – как вы к нам, так и мы… – замолк Павел на средине своего рассказа, даже потрясывать его вроде начало. Кисет достал, цигарку стал вертеть, а руки трясутся, табак на землю сыплется.