* * *
— Так какого цвета, говоришь, твоя аура? — я лежу абсолютно голая, водрузив затылок на плечо Кая.
— Фиалкового. Цвет индиго, — серьёзно отвечает он и передаёт мне подкуренную сигарету. Затягиваюсь из его рук, и в блаженстве прикрываю глаза.
Я бросила курить несколько лет назад, но сегодня ночь, когда запреты теряют свою силу.
Свет погашен, но полная луна светит прямо в окно, окрашивая постель в неоново-голубой. Кай, полностью обнажённый, неторопливо курит, а я, огибая ожог, глажу его ладонь, на ощупь разыскивая линию жизни.
— Прости, но по-моему, дети-индиго — это какой-то бред.
— Я тоже так считаю, — легко соглашается он и снова вставляет в мои губы тёплый фильтр.
Выпускаю дым и на несколько секунд закрываю глаза. Голова плывёт, мысли, словно дрейфующий в штиль бумажный кораблик плавно топчатся на одном месте. Язык не поспевает за речевым центром, голос немного осип. Конечно, я столько кричала…
Мне не стыдно вспоминать о том, что мы творили в этой самой постели какие-то полчаса назад. Я сегодня не я. Это другая Наташа позволила себе переспать с молодым сыном бывшего любовника. Это другая Наташа извивалась под тяжестью его тела, вонзая ногти в гладкую кожу спины. Другая, не я.
Я, конечно, далеко не святая и на нимб не претендую, но я настоящая никогда бы не позволила себе такого.
Может, я просто сошла немного с ума?
Или много?
Если учесть, что мы не предохранялись, а противозачаточные я бросила пить месяц назад — очень много. Нужно принять ту экстренную таблетку, была же в сумочке… Купила, на случай прокола с Игорем, а пригодится с его сыном. Безжалостная юмористка-ирония.
Кай осторожно освобождает плечо и, опустив ноги на пол, садится на край кровати. Отыскав на полу чайную чашку, служащую сейчас пепельницей, топит в ней окурок и сгребает с комода початую бутылку Хеннесси.
— Будешь? — оборачивается, протягивая алкоголь мне.
Забираю бутылку и, не теряя контакта глазами, делаю пару хороших глотков. Кай тоже смотрит на меня, и меня возбуждает его взгляд. Он не лапает меня глазами, он мной любуется, как любуются редким произведением искусства. Его взгляд очерчивает грудь и ореолы сосков — от чего те сразу же напрягаются; скользит по животу до пупка, далее — по бессовестно расставленным бёдрам.