Твоя поневоле (Лель) - страница 114

Кай смеётся, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. Смеётся долго и искренне, запрокинув голову назад.

Да он пьян. Гораздо пьянее, чем я.

— А ты думала, что все эти годы ты была у него единственной "любимой женой" на стороне? Натали, ты меня разочаровываешь, — отсмеявшись, качает головой. — Разумеется, это не афишировалось: я не "знал", — кавычки пальцами, — что он трахает девиц на каждом мероприятии. Он не "знал", — снова кавычки, — что одну из них я увожу в свой номер. Мир бизнеса, он такой — везде сплошные недомолвки, — прерывается, чтобы сделать ещё один внушительный глоток. — А ты думала, было так: "Кай — это шлюха, шлюха — это Кай"? Нет, он подкладывал под меня женщин цивилизованно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Но зачем Игорю это было нужно? Для чего?

— Может, он боялся, что его ненормальный на голову сын ненормальный и относительно женщин? Мозгоправы, они, знаешь ли, любят пугать страшилками за большие деньги. А может, как хороший отец позаботился о том, чтобы я научился всему, что умею сейчас?.. Тебе же понравилось? — костяшки его пальцев нежно ползут по моей груди.

— Тебе всего лишь двадцать, а уже столько цинизма… А как же чувства? Любовь? Были же девочки, твои ровесницы, к которым ты испытывал какую-то симпатию? Подружки, которых ты водил на свидание. У тебя же были свидания? — в голосе надломленная надежда.

— Были. Но никого из них я не любил, — признаётся он, и я пододвигаюсь чуть ближе, заглядывая ему в лицо. Рассеянной предрассветной серости вполне достаточно, чтобы видеть его глаза.

— Почему, Кай?

— А зачем? — вопрос на вопрос. — Зачем мне их любить? Я любил и люблю только одну женщину.

— Свою маму?..

— Тебя.

Как подкошенная роняю голову на подушку и тяну на себя край одеяла. Боже мой, неужели он и правда считает, что то, что он ко мне испытывает — любовь?

— Любовь и похоть, Кай, это совсем разные вещи. Мне льстит, конечно, что ты меня хочешь, но ничего общего с любовью это не имеет.

— Не разговаривай со мной как с умалишенным. Не забывай, мой iq выше чем у Эйнштейна.

— Триста семьдесят разделить на три и умножить на сто шестьдесят, — выпаливаю первое, что приходит в голову.

— Девятнадцать тысяч семьсот тридцать три и три, — без запинки. — Через точечку.

— Господи, ты точно псих!

— Есть такое, — пьяно улыбается он и притягивает меня к себе ближе. Не протестуя, касаюсь щекой его плеча, ощущая отзвуки бияния его сердца.

То, что происходит сейчас со мной, с нами, больше похоже на мираж. Словно стоит крепче зажмуриться и потом резко раскрыть глаза, всё это мигом исчезнет. Не будет ни Кая с его повёрнутыми не в ту сторону извилинами, ни этого странного дома-склепа, ни этой сумасшедшей ночи, когда мы безрассудно отдавали себя друг другу на этой самой кровати.