— Приехали, — говорит Кай, и позвоночник сводит ледяной судорогой.
Куда? Куда мы приехали?! Может, мы стоим на краю песчаного карьера, и через мгновение я полечу вниз? Или на берегу глубокого озера, чтобы скоро меню ракообразных пополнилось свежей утопленницей?
Промелькнувший в голове вариант с красной комнатой мистера Грея понравился мне однозначно больше остальных. Господи, моя нездоровая тяга видеть в дерьме что-то условно положительное меня скоро доканает…
Раздаётся хлопок двери — он вышел из машины. И вот тут мне стало даже более неуютно, чем было раньше. Когда он сидел рядом, я по крайней мере осязала, с какой стороны ожидать подвох, а сейчас понятия не имею, где он, что у него на уме.
Но гадаю я недолго: справа открывается дверь, и в салон залетают звуки ночи — шелест листвы, пение цикад, хруст гравия под подошвой его стильных кроссовок. Он наклоняется надо мной, его лицо так близко, что я ощущаю тепло выдыхаемого им воздуха, и обонятельные рецепторы улавливают аромат цитруса и табака. Запах, пробуждающий где-то там, в самом эпицентре гипоталамуса, какие-то неподобающие ситуации мысли…
Что за извращённая игра восприятия? Почему именно этот мальчик-психопат пахнет так, как нравится моему телу? Почему оно не ненавидит его, хотя по всем пунктам должно бы? Почему так?
Он расстёгивает ремень безопасности и берёт меня за руку, помогая выбраться из машины. Так галантно, словно мы ступим сейчас как минимум на красную ковровую дорожку.
И как? Скажите, как можно его ненавидеть? Если бы он ударил меня, оскорбил, похотливо домогался — это было бы сделать совсем не сложно, но его вежливое, даже какое-то нежное отношение обескураживает и мешает мозгу правильно оценивать ситуацию.
Мой мозг упорно не хочет принимать действительность! Он судорожно ищет во всём происходящем подвох и пока не находит.
Чикатило был прекрасным семьянином, Анатолий Сливко — заслуженным педагогом и любимцем детей, Тед Банди — само обаяние. На свете мало психопатов, глядя на которых можно безошибочно сказать, что они психопаты.
Он тонко манипулирует тобой, Наташа, помни об этом. Помни и будь начеку.
— Устала? — спрашивает Кай, неторопливо ведя меня, словно слепую, вдоль какой-то тропинки. Каблуки стучат по каменной дорожке: что-то выложеное гладким булыжником — тонкие шпильки всё время застревают в прорезях между.
— У меня в семь утра самолёт, там высплюсь, — гордись мной, Игорь, я всё ещё пытаюсь шутить.
Я слышу, как он улыбается. Моя ладонь утопает в его руке, и мне это приятно. Чёрт возьми, мне приятно! Мой долбанный мозг воспринимает всё словно игру. Не удивлюсь, что когда он снимет с меня повязку, я увижу своего сына, маму, подруг, и они дружно закричат: "сюрпри-из!" осыпая меня разноцветным конфетти.