парни предпочитают всё современное, Кай явно не из этой братии. У него крыша течёт, определённо, не удивлюсь даже, если рядом с зарядкой от айфона у него в тумбочке хранится замоченный в формалине человеческий глаз.
Узкая офисная юбка неприятно сковывает бёдра, как и тесная блузка — грудь. Про ультрамодный железный браслет я вообще молчу. Я дико хочу есть, я хочу обнять своего сына и оказаться, наконец, в своей квартире.
Раньше мне казалось, что моя двушка слишком тесная, но сейчас понимаю, что это, наверное, самое лучшее место на земле. Как всё-таки мировоззрение меняется под гнётом обстоятельств…
Кто ты такой, умник Кай? Что побудило тебя сделать этот шаг? Зачем тебе именно я?
Серебристые пылинки танцуют в льющихся через оконное стекло солнечных лучах, стоит невероятная тишина, слышен лишь шелест листвы и разноголосые птичьи трели. Ни гудков машин, ни гула кондиционеров — ничего. Но эта тишина не пугает — она обнимает меня за плечи, она завораживает и убаюкивает. И комната уже не кажется такой зловещей, краски смазываются, веки тяжелеют.
Я думаю своём сыне, о Кае, о том, что произошло за эти невероятно длинные двенадцать часов моей жизни. Думаю о том, что будет дальше, и что очень хочу переодеться и поесть. А потом всё — Морфей утаскивает меня в своё царство…
* * *
— Натали-и…
Кто-то зовёт меня, вытягивая из сладкого плена. Не надо, мне так хорошо… я купаюсь в тёплых золотых лучах, раскинув руки, подставляю лицо солнцу. Как же здесь хорошо…
Это рай?
— Натали…
Неохотно разлепляю веки и вижу перед собой лицо Кая. Оно так близко, что я могу рассмотреть каждую микроскопическую пору на его коже, чуть шероховатый шрам под левым глазом, вижу по отдельности каждую ресницу.
Нет, его глаза не синие. Не чисто синие. От зрачков по радужке расходятся золотые лучи.
Его глаза — солнце.
Он подносит к моим губам руку с зажатой между указательным и средним пальцем сигаретой и медленно вставляет фильтр в мой рот. Я послушно затягиваюсь, ощущая на языке сладковато-травяной вкус.
Марихуана?!
Набираю полные лёгкие дыма и держу в себе, дожидаясь, когда вся нечисть всосётся в кровь, чтобы потом пробраться в голову и на время подчинить себе замутнённое сознание, а когда терпеть уже нет сил, выдыхаю, и Кай услужливо подставляет свой рот, забирая частичку моего кайфа.
Мне так приятно. Господи, как же мне приятна его близость… Пусть он свяжет меня с ног до головы ржавой цепью, лишь бы только никогда не уходил… И он не уходит: его язык размыкает мои губы и пробирается глубже, заставляя окончательно потерять последние крупицы разума. Целуй меня, видишь, я совсем не против… и он целует — неторопливо и исступлённо, касаясь кончиками пальцев моего наэлектрилизованного бедра.