С некоторых пор у Летки и Маринки появилась новая тема для разговоров — мальчики. Ну, и Король, конечно же.
Они глупо хихикали, шушукались о чём-то своём. Я обижалась, злилась, не понимала их интереса. Не доросла, как они говорили.
И тогда я придумала, как вернуть внимание подруг. Это был шаг в бездну. Я тогда не понимала, на что «подписалась».
— А спорим, я сумею с ним познакомиться и даже подружиться?
— Ты? — недоверчиво спросила Марина и окинула меня задумчивым взглядом. Это было не презрение, а очень большое сомнение в моём личном обаянии и предприимчивости.
Летка ахнула:
— Да ну, Танич, перестань! Кто мы, а кто он? И вообще… Мама говорит, он бандит. Надо его десятой дорогой обходить, мало ли. Особенно девочкам.
Летка, как любая девочка из «приличной семьи», любила цитировать маму, а в глубине души мечтала нарушать всевозможные правила, но желательно без последствий.
— Ты не обижайся, Тань, но это без шансов, честно.
У Марины всегда всё было честно. И слишком прямолинейно. Пуля в лоб — и до свидания.
— Это ещё почему? — нехорошо прищурилась я.
Я бы ещё и руки в боки, и ножку бы отставила, но это слишком по-плебейски, недостойно «девочки из хорошей семьи с глубокими интеллигентными корнями». Хотя иногда хотелось выйти за рамки. Шагнуть за барьер. Сделать что-нибудь вопиюще-безумное.
— Ну, ты себя видела?
Дурацкий вопрос. Конечно. Каждый день в зеркале. Тощая, высокая для своего возраста. Две косы до лопаток, юбки до колена, и вечный футляр со скрипкой, что при ходьбе больно бил по ногам.
— И что со мной не так? — сделала я шаг в сторону Марины. Впервые в жизни мне хотелось вцепиться ей в волосы. Дожились.
— Всё так, — замахала руками, как мельница — крыльями, Летка. — Перестаньте, девочки.
— Нет, ну если ей очень хочется, пусть попробует, — пёрла вперёд, как паровоз, Маринка. — Поставим сроки, забьёмся по рукам. Придумаем условия.
— Попросишь у меня прощения, например, — я не собираюсь останавливаться, но сама пугаюсь собственной смелости.
— Жаль, что ты не моя сестра, — мечтательно улыбается Марина, — а то бы месяц вместо меня посуду мыла, или лучше три месяца.
Мы больше спорили, кто кому и что будет должен. Зато в тот вечер я полностью перетянула внимание на себя.
— Две недели, — это был мой срок, за который я должна была совершить невозможное. — Я прошу у тебя прощения, если выигрываешь ты, а если ты проигрываешь, то честно признаёшься, что дура, и десять раз угощаешь нас мороженым.
Вот такой смешной была цена моего безумства.
Вспоминая то время, сейчас я думаю: какие мы были глупые. И как неумело корчили из себя взрослых. А у самих, как говорится, ни рожи ни кожи. Зато гонора и дури — выше небес.