— Я постараюсь, — ответила честно, — постараюсь приходить.
— Мне этого достаточно, — сказал он, поправляя мою шапку, что норовила налезть на глаза.
Больше мы об этом не говорили. Оставшееся время мы приходили к нему домой на час-полтора. Это была какая-то нереальность. Возможность побыть в невероятном мире.
У них квартира старая, с высоченными потолками. Там всё дышало стариной, прошлыми веками. Из современности я сразу ныряла в какое-то другое измерение, где танцуют на комоде фарфоровые слоники, тикают старинные часы.
Бывая там, я постоянно слышала звуки то ли шарманки, то ли музыкальной шкатулки. Ни того ни другого в доме Короля не было. По крайней мере, я не видела. Но музыку слышала. Она звучала и грела душу.
И с Верой Ефимовной мне нравилось заниматься. То, что не могли сделать мать и преподаватель в музыкальной школе, сделала она — очень тихая и болезненная женщина, сломленная жизнью и судьбой, пережившая, как смогла, предательство, но не сумевшая выкарабкаться из постыдной зависимости.
— Она держится, Эль, — шептал мне Лео, и глаза его странно блестели. — Ты держишь её наплаву.
Хватило её, к сожалению, ненадолго, но те дни, что мы провели с Лео вместе, пока его не забрали в армию, она смогла выдержать.
Он никогда не пил и не курил. По крайней мере, не со мной. А может, я не замечала. Но от него никогда не пахло ни алкоголем, ни сигаретным дымом.
Фанат здорового образа жизни. Любитель бега по утрам и силовых упражнений. Как много можно узнать о человеке за одиннадцать дней.
А ещё я выиграла спор. Маринка, недовольно сопя и хмуря брови, буркнула, когда мы наконец пересеклись в школьном дворе:
— Извини, была не права.
Я вначале даже не поняла, о чём это она. А потом вспомнила: ах, да. Спор. Дурацкий какой-то, глупый.
— Мир, — протянула ей мизинец, и мы помирились.
Подруг распирало от любопытства. Им хотелось знать, как это — дружить с Королём. А мне не хотелось рассказывать. Отделывалась общими фразами.
Это было только наше, то, что не выставишь напоказ перед всеми. Дружба не витрина, а сейф: самое дорогое, по-настоящему ценное прячешь подальше от других глаз, чтобы меньше обсуждали и злословили.
Только Летке я призналась однажды.
— Я думала, он злой. Или страшный. Думала, он… бандит грубый. А он такой, как мы. Ну, только парень, а не девчонка.
В день, когда Лео забирали в армию, срывался дождь.
— Ну что? Давай прощаться? — улыбался он мне. — Будешь меня ждать? — сверкал зубами.
Он постригся коротко. У него смешно торчали уши. Вроде не лопоухий, а… непривычно.
— Буду, — ответила очень серьёзно.