Через сотню-полторы лет остров был приведен к покорности, поделен между знатью победителей и превращен в обширное пастбище для их многочисленных овец: основным предметом гальвийской торговли были шерсть да качественное сукно.
Зарьял вырос в одном из мелких поселков на берегу океана и, в отличие от большинства нынешних енальдинских мужчин, не был ни пастухом, ни прядильщиком, ни ткачом. Он ловил рыбу, как много поколений его предков. В один совсем не прекрасный день, когда ему было всего шестнадцать лет, он выбрался в ближайший городок, имея при себе две корзины свежей рыбы на продажу и поручение от матери — прикупить кой-чего по хозяйству. На обратном пути к нему прицепился какой-то городской хлыщ: спрашивал, неужто всю рыбу добыл сам юноша, восхищался его мастерством и хозяйственными способностями, и так далее. Много ли надо неискушённому юнцу? Тот принял приглашение незнакомца зайти в кабак и выпить пива за его счет, в честь знакомства.
На дне кружки лежала золотая монета, что означало: парень добровольно принял плату за вербовку на гальвийский флот.
Так Зарьял стал матросом на громадном, почти ста шагов в длину, трехпалубном линейном корабле. Это было лучше тюрьмы только тем, что матросов каждый день кормили вяленым мясом и сухарями, и давали кувшин пива. В остальном — всё то же самое: тяжёлая работа (не «от зари до зари», а по четырёхчасовым вахтам, что, впрочем, не лучше), постоянный риск для жизни, презрение со стороны офицеров и матросов-гальвийцев, телесные наказания и никакой свободы — на берег матросов отпускали только в порту, куда был приписан корабль, да в туземных странах, во время походов — а там, как считали офицеры, бежать цивилизованному человеку некуда и незачем.
Зарьял так не считал, и когда Корабль Его Величества «Вейжесчентес», что значит на гальвийском «Удачливый», высадив в самом начале имперско-гальвийской войны за Заморскую Марку десант в некоей отдалённой гавани, воспользовался первой же возможностью, чтобы сбежать в джунгли. Там бы он, скорее всего, и погиб естественным образом (джунгли не место для непривычного белого человека), но наткнулся на остатки разбитой гальвийцами компаниды комеса Бранкаи. Его, натурально, сразу же побили и повязали, потом пожалели и взяли с собой: он как-то сумел объяснить, что не гальвиец, а енальдинец.
Парень был ещё молодой и восприимчивый. Он довольно быстро обучился имперскому языку, завел в компаниде друзей и вошел в доверие к начальству. С компанидой он прошел всю гальвийскую войну, был трижды ранен, лечился, выздоравливал, сражался — и сражался хорошо: гальвийцев ненавидел и в силу происхождения, и лично, за обман при вербовке и всё, что пришлось пережить на корабле.