Мы сидели в задней части зала суда. С уверенностью могу сказать, что я не была готова говорить с папой. Он увидел меня и послал небольшую грустную улыбку, на которую не смогла ответить.
Сегодняшний день определенно станет моим самым огромным разочарованием.
Когда судья заговорил о возможных обвинениях отца, я сидела в полном оцепенении. Понимала, что он совершал ужасные и непростительные поступки и заслуживал сурового наказания. Но… бог мой. Я словно до сих пор не проснулась от ночного кошмара, сидя на скамье свидетелей слушания дела и наблюдая за всем происходящим.
Ненадолго в зале воцарилось молчание. Затем судья начал выносить окончательный приговор отцу.
У меня перехватило дыхание.
Я ощутила, как Герман Давидович протянул руку и на мгновение накрыл ею мою, легонько сжав пальцами, прежде чем вновь убрать. Я подняла на мужчину глаза, полные слез. Герман ответил мне понимающим взглядом, тронув до глубины души искренним сочувствием.
Отца приговорили к трем годам лишения свободы.
Нечем дышать.
Я чувствовала острую нехватку воздуха. Пыталась дышать так глубоко и часто, чтобы утолить жажду кислорода. Но этого было недостаточно.
Мало, так мало воздуха…
Сокрушающая печаль толкала в объятия рыданий. Когда судья ударил молотком по деревянной подставке, тем самым объявляя заседание закрытым, я слегка подпрыгнула на стуле. Мысли проносились в голове с астрономической скоростью, путаясь в сложный клубок. Я бессильно смотрела, как папу заковали в наручники и вывели из зала суда. Он бросил напоследок скорбный взгляд в мою сторону и исчез за массивными дверьми.
— Лера.
Я повернула голову на звук мягкого и вкрадчивого голоса Германа Давидовича. Лишь тогда обнаружила, что просторное помещение пустовало.
— Нам нужно идти.
— Да, — сказала я, поднимаясь на ноги.
— С тобой все в порядке? — спросил, вплотную подойдя ко мне.
Я чувствовала его дыхание на своих волосах, чуть выше уха, и от этого у меня по спине пробежал холодок.
— Я в порядке, — ответила, глядя на брюнета снизу вверх.
— Ты мне не врешь?
Я сжала кулаки.
— Папа получил по заслугам, — проговорила с холодом. — Он не причинит вреда ни мне, ни кому-либо еще, находясь в тюрьме, — продолжила изъясняться сухим тоном.
Герман скептически посмотрел на меня, вероятно, из-за того, что я обходила стороной его вопрос о том, стабильно ли мое эмоциональное состояние.
— Хочешь пообедать? — предложение слетело с губ Ермолова, как только мы покинули здание и сели в его автомобиль.
— Вместе с вами? — изумилась я.