Почти стемнело. Какое-то время мы шли без опаски — лагерный сторож не мог выбрать позицию слишком далеко от того, что его оставили охранять. Он точно не пойдет в одиночку туда, откуда не вернулись трое. Где он может быть? Что бы я сделал на его месте? Конечно, выдвинулся в лес так далеко, чтобы только не терять лагерь из виду, и одновременно иметь хороший обзор в том направлении, в котором ушли товарищи.
Любой бы поступил подобным образом.
Или, точнее, любой дурак.
Даже такому неопытному воину как я хватило пяти секунд раздумий для отказа от очевидного выбора. Потому что его предугадает тоже любой: дурак, умный — не важно. И проверит означенный вариант в первую очередь.
Нет, Толстый выберет дерево правее или левее. И попробуй угадать, где.
А вот попробую! Отличный повод для прокачки интеллекта и наблюдательности. А если их не хватит, у меня еще есть напарник.
Мы отыскали подходящую парковку для тяжеловоза и разделились. Люцифер побрел к лагерю широким зигзагом, оставаясь в пределах мыслесвязи и прямой видимости. Я скрытно пробирался сзади, держа файерболы наготове. Расчет был на то, что Толстый не станет с ходу стрелять по незнакомой лошади. С какой стати? А определить, что перед ним боевой конь, у него проницательности не хватит. На Люцифере не было сбруи, тем более барда. Отчетливых форм продвинутого маунта он пока не приобрел, и во многом выглядел как самый обычный жеребец в годах. Пытаясь его рассмотреть, Толстый мог неловко шевельнуться, высунуться из-за скрывающих его ветвей и тем себя выдать.
Ни одно удобное для засидки дерево не избегало нашего внимания. Заросли кустарника мы изучали не менее пристально. Мало ли что — вдруг Толстый решил обосноваться внизу?
Однако он выбрал дерево, как я и предполагал. Ветви развесистого вяза начинались у самой земли, и по ним всякий смог бы бесшумно и быстро подняться и спуститься с любой стороны, а также свободно перемещаться вокруг ствола. Толстый заметил меня чуть раньше, чем я его, но ему требовалось сменить позу, растянуть лук и прицелиться, а мне — только кинуть шарик. И я кинул. Толстый, кажется, даже не понял, что я сделал, — возможно, он и не знал ничего о примененном мною оружии. Файербол попал в едва выпущенную стрелу — конечно, случайно. Ее спалило дотла, разлетевшиеся во все стороны струи пламени сорвали вокруг Толстого листву и тонкие ветви, а его самого ожгло и ослепило. Второй файербол перебил нижнее плечо лука и вспыхнул озером огня на доспехах. Третий попал воину под нагрудник и сбил с дерева. Я подбежал, держа лук наготове, однако стрелять не потребовалось: Толстый при падении сломал шею.