Было ли мне страшно? Борис Щербина, руководитель правительственной комиссии по ликвидации последствий катастрофы, как-то приехал посмотреть наш отряд. Он не знал, что из себя представляет наша часть. Во время осмотра отряда он меня спросил: «Страшно, командир?» Я ему честно ответил: «Всем страшно, я в этом уверен… Дуракам только не страшно, но у них мозгов нет…» Но поставили задачу, надо её выполнять.
Это праздник для химических войск…
29 апреля я поехал на станцию, к главному инженеру и директору. Они тогда сидели в специальном бункере. Мне нужна была схема станции: где и какие здания, ограждения, где есть ворота, где нет, где моя техника может пройти, где нет. Схемы у них не было. Не спрашивайте, как и почему, но не было. Её потом, через три дня самолётом из Москвы привезут. Ждать три дня мы не могли. Нам надо было работать. Тогда мы сели вместе с главным инженером на его ГАЗ-69 и поехали вокруг станции. Он мне рассказывал, а я всё зарисовывал в тетрадку у себя на коленях: где ворота, где забор, где и какие цеха. Мы объехали станцию вокруг, «прокатились». Когда я вернулся в расположение, то увидел всю свою часть построенной. Перед ними выступал командующий войсками химзащиты Министерства Обороны Советского Союза. Я на всю жизнь запомнил то, что он говорил моим подчинённым: «Это праздник для химических войск! И мы будем здесь стоять вплоть до смертного исхода!»
Потом, когда встал вопрос о том, что людей надо выводить, чтобы не переоблучить, мы каждый день посылали ему донесения: столько-то военнослужащих получило такие-то дозы облучения, прошу принять меры. Меры были приняты. Меня начали щипать «особисты». Мол, слишком много моих подчинённых переоблучилось…
27 апреля, на следующий после взрыва день, я поехал по деревням в округе. Вот тут местные жители и переполошились. Стали ко мне подходить, интересоваться: «А что это, товарищ подполковник, военные тут, все в респираторах, делают? Что-то меряют, что-то проверяют? Что-то случилось?»
Я им что-то отвечал, говорил какие-то слова, но правду сказать не мог. А что мне было делать? Сказать им правду и спровоцировать панику? А потом обязательно стали бы выяснять, кто этот паникёр…
Впервые в мире
29 апреля руководство отчиталось на самый, что ни на есть «верх», самому министру обороны СССР: в этот день впервые проведена радиационная разведка разрушенного энергоблока. Разведку в таких условиях впервые в мире провели начальник химической службы ВДВ подполковник Зайцев Владимир Петрович и начальник 122 мобильного отряда подполковник Выбодовский Николай Александрович.